Популярный ныне тест. Проходил как и все - исключительно ради любопытства.
результаты тут.
Авторитарность
доминантный, энергичный, компетентный, авторитетный лидер, успешный в делах, любит давать советы, требует к себе уважения.
Эгоистичность
стремится быть над всеми, но одновременно в стороне от всех, самовлюбленный, расчетливый, независимый, себялюбивый. Трудности перекладывает на окружающих, сам относится к ним несколько отчужденно, хвастливый, самодовольный, заносчивый.
Агрессиия
упрямый, упорный, настойчивый и энергичный.
Подозрительность
критичный по отношению ко всем социальным явлениям и окружающим людям.
Подчиняемость
неуправляемый тип
Зависимость
конформный, вежливый.
Дружелюбность
дружелюбие близко к нулю
Альтруистичность
гиперответственный, всегда приносит в жертву свои интересы, стремится помочь и сострадать всем, навязчивый в своей помощи и слишком активный по отношению к окружающим, принимает на себя ответственность за других (может быть только внешняя маска, скрывающая личность противоположного типа).

Доминирование и дружелюбие
Доминирование 18.3
Дружелюбие - 6.1

Мне не раз встречались и в сети и в жизни сравнения общества навов с обществом японцев (слегка корявое определение, но смысл, я думаю, я сумел передать). Возможно, на первый взгляд, это утверждие верно, однако исключительно на первый взгляд. Япония - это не только кодекс чести самураев, не только черные тени шпионов, не только очень красивая культура и быт, но и самодовольство, претензионность и условности в любой сфере жизни.
Я ничего не имею против японцев - они как раса вполне заслуживают уважения, однако не стоит путать или сравнивать нас - с ними.
Для сомневающихся, рекомендую или посетить Страну Восходящего Солнца или прочитать эту книгу....

Иногда в голову приходят странные идеи. Иногда они воплощаются на бумаге (вместо обещанного).

Без шапки, без фэндома. Просто рассказ.
и еще не полностью отредактировано.

Домовой

Домовой

Эта панельная девятиэтажка ничем не отличалась от сотен и тысяч других таких же типичных и угрюмых коробок из бетона и стекла. Маринка вместе с родителями переехала сюда месяц назад, и не раз уже говорила, что не очень-то рада вынужденному переезду. Но как же! Новая квартира, потом ремонт и родители – такие счастливые, словно вновь помолодевшие… А потом бесконечные визиты знакомых и родственников. Ахи и охи тетушек, бабушек, просто чужих для Маринки людей и ни минуты покоя. В её комнату мама постоянно уходила секретничать вместе с подругами, пока в зале веселились остальные гости, а на кухне отец пыхтел сигаретами через мундштук.
- Скучно. – сама себе сказала Маринка и встала с постели. Привычно поправила складки, образовавшиеся на покрывале и подошла к окну. Осенний промозглый ветер гнал по асфальту сухие листья и Маринка на мгновение ощутила себя одним из этих листьев – никому не нужных и уже отживших свое.
Затем рассмеялась, посмотрев на себя в зеркало. Покрутилась, изображая какую-то актрису и замерла в соблазнительной позе.
Сердце кольнуло нехорошим предчувствием. Маринка внимательно изучила свое отражение. Резко развернулась, поймав краем глаза движение за спиной. Снова застыла, теперь внимательно всматриваясь в темный коридор.
В мысли прокрался тихий шепот – и свой и не свой – убеждающий, настаивающий проверить замок на двери. Закрыться, спрятаться
Маринка почувствовала бегущие по позвоночнику холодные мурашки и рассмеялась. Натужно, а затем более искренне. Детский сад, ну в самом деле.
Маринка помнила, что родители закрывали дверь за собой, еще слышала звон металлических ключей…
- Закрой двери! – шепот скользнул по уху, и Маринка подпрыгнула на месте от испуга, развернулась, закрутилась, судорожно вздохнула. Шагнула к прихожей. Широко распахнув глаза Маринка огляделась, наверное в сотый раз и в этот момент время словно остановилось.
Медленно-медленно открылась дверь – она должна была быть запертой – так же медленно в квартире оказались совершенно незнакомые темные фигуры. И Маринка не могла двинуться, хотя очень четко видела направленный на неё черный провал. А потом вспышка, и боль-боль-боль.
Она ойкнула, оседая на пол, прижимая к животу руки, смотря как сквозь пальцы медленно, размеренными толчками течет что-то красное, странно похожее на вишневое варенье. Вязкое, густое, остро пахучее металлом. Последняя мысль Маринки была удивительно ясной, словно черными буквами напечатанной на белом мареве: «Я умираю?»…



А потом была больница. Белые стены и белый потолок. Осунувшаяся мать, сидящая рядом с больничной постелью, держащая её за руку и кормящая Маринку с ложечки. Были капельницы и уколы, сухие диагнозы, которые ставили ей высокие врачи в зеленых халатах. Были страшные процедуры, когда врачи снимали повязку и смотрели что-то там в ране. Были бессонные ночи, наполненные болью, и долгие разговоры с мужчинами в форме, которые скрупулезно записывали все слова, которых им все время было почему-то мало.
Маринка не запоминала дни – они текли вяло и однообразно, лишь изредка радуя визитами знакомых – её знакомых, а не родительских – и друзей. За время, которое она провела в больнице, у неё в палате перебывали, наверное, все одноклассники. Кто-то притаскивал с собой горы фруктов, кто-то исподтишка клал в тумбочку шоколадки и все это отбирали врачи. Слова «строгая диета» уже набили Маринке оскомину, когда мать заставляла её заучить это.
День выписки подкрался неожиданно. Точнее, известие о том, что Маринку отпустят домой в начале следующего месяца. Календарь подсказал, что это произойдет через пять, максимум семь дней. С той минуты во снах Маринки прочно поселился кошмар.
Снотворное она вытребовала себе уже во второй день, но черное дуло пистолета и кровь, сочащаяся сквозь пальцы не желали покидать мысли.
Когда ранним утром мать прилетела словно на крыльях и притащила с собой ворох одежды, Маринка устроила самую настоящую истерику. Как полагается, с криками, попыткой убежать в туалет и слезами. Медсестра, успевшая за время нахождения Маринки в больнице изучить все её вены, причем не только на руках, но и на щиколотках, ловко и быстро вколола Маринке успокоительное и помогла родителям провести подростка к выходу, где ждало ярко-желтое такси.



- Ну чего, ты? – удивлялась по дороге мать, а отец поглаживал по голове, прямо как ребенка. – Ну, чего ты? Их уже поймали, и мы замки новые поставили, никто теперь не проберется. А еще всем подъездом решили новые двери поставить, и консьержа нанять. Все хорошо, Марина, все хорошо.
Маринка всхлипывала всю дорогу, от больницы до дома, а ступив на асфальт, перед металлической дверью подъезда, почему-то успокоилась. И даже на третий этаж, не смотря на слабость, поднялась сама. Пешком, не на лифте.
Зайдя в квартиру остановилась у самого порога, изумленно смотря себе под ноги.
- Мы положили линолеум, - видя нахмуренные брови Маринки пояснила мать и тут же упорхнула на кухню – разогревать праздничный обед. По-прежнему диетический.
В комнате, в её комнате ничего не поменялось – даже тетрадь, раскрытая для домашнего задания лежала на том же месте. И учебник. И карандаш, скользнувший под альбом для рисования. Пейзаж за окном только стал другим – пушистый, свежий снег облепил ветки деревьев и укрыл все, на что хватало беглого взгляда.
- Пойдем кушать, - в комнату заглянул отец, и, заметив, что Маринка так и не разделась, помог снять шубу и теплую кофту. Взял за руку и провел на кухню.
За столом говорили о всяком. О родственниках, о том, что Новый Год уже очень скоро и что обязательно нужно наверстать упущенное в учебе. И пусть еще не так страшно, но следующий год выпускной, а поступить будет трудно. Маринка со всем соглашалась, а потом вспомнив что-то, внимательно посмотрела на родителей:
- А вы ничего странного не замечали здесь?
- О чем ты? – мать отвлеклась от нарезания торта – диетического – и даже села от удивления.
- О голосах, о чувстве таком странном… - Маринка набрала в легкие побольше воздуха, намереваясь продолжить описание, а потом резко выдохнула, осознав всю тщетность этого. – Не важно, забудьте.
- Не замечали, - рассмеялся отец, а затем несколько задумчиво добавил – только вещи иногда пропадают, но потом находятся. Почти всегда.
- Ой, да брось ребенку голову морочить, - перебила его мать, - вещи ты же сам и раскидываешь…
Маринка кивнула, задумавшись о чем-то своем уже не слушая родителей, а потом и вовсе ушла с кухни. Она чувствовала себя неимоверно уставшей.
Кровать стала непривычной. Слишком мягкой и пахнущей свежестью, вместо въедающегося в простыни больничного запаха. Ей подумалось, что она не сумеет заснуть, но как только голова коснулась подушки, Маринка ощутила необыкновенное спокойствие и почти сразу провалилась в сон.
Ей снился чужой шепот, просивший проверить дверь.



Утро скользнуло в окно солнечным зайчиком, и Маринка резко села от непривычного ощущения. Она дома.
Краски жизни, которые стерла боль и санитарный быт больницы, стали возвращаться. Жутко хотелось есть. И отчего-то узнать последние школьные новости – одноклассники в последнюю неделю перед выпиской не заходили.
- Мама! – позвала Маринка, опуская ноги в пушистые тапочки, - Папа! – встала с постели и прошла в коридор. Замерла на мгновение, шагнула к двери и толкнула её. Дверь не двинулась с места – хорошо. Закрыто.
- Мама? – ответа на первый призыв она так и не дождалась, и в мысли закралось подозрение, что она одна дома.
На кухне лежала записка. Ровный почерк матери, несколько слов: «Мы на работе, отдыхай, в холодильнике еда, если что – звони. Целуем, родители.»
Маринка села на стул, бездумно смотря на записку. А затем, не сдержавшись, закричала. Громко и пронзительно, так что стекла протестующее зазвенели:
- Я не хочу!
Горло свело страхом и подступающим рыданием.
- Как вы могли оставить меня одну? – пальцы задрожали, смяли разлинованный листок, - Я опять одна…
Ощущение чужого присутствия рядом пробежалось по позвоночнику и разлилось по спине омерзительными мурашками. Вскочить, бежать, спрятаться!
Шепот над ухом, такой ощутимый, что волосы чуть зашевелились от чужого дыхания:
- Ты не одна.
Она не выдержала. Побежала в свою комнату и тут же закрыла за собой дверь.
- Не бойся! – снова шепот. Теперь в стороне, не так близко, но в комнате. Маринка выскочила обратно в коридор, огляделась, ловя любое движение рядом, и заскочила в ванную.
- Кто ты? Кто здесь? – голос дрожал от страха. Сдернув с крючка полотенца, Маринка закуталась в него, забилась в угол, обводя небольшое помещение взглядом. Она не видела никого. И ничего.
- Я не причиню вреда. – шепот. Нет, теперь не шепот, просто тихий голос.
- Кто ты? – слезы разом хлынули из глаз. Никому бы и никогда не призналась бы она, что может вот так вот позорно разреветься от страха. Но сейчас ей было все равно, потому что липкая паутина ужаса охватывала мысли, сковывала, не давала вдохнуть, как следует.
- Я могу показаться тебе? – голос спрашивал её разрешения. Маринка зажмурилась, спрятала лицо в ладонях, а потом тихо-тихо прошептала:
- Уходи.
Выйти из ванной она решилась только спустя час. Включила телевизор на полную громкость, забралась на диван с ногами и укуталась в теплый плед. Старалась забыть о голосе, убедить себя, что все ей просто послышалось, но получалось не очень хорошо.
Когда за окном начало темнеть и стало нужно включить свет, она не выдержала и громко, перекрикивая диктора, спросила:
- Кто ты?
Ответом была тишина. И когда Маринка уже было порадовалась – а может и огорчилась, потому что любопытство проснулось в полную силу – что ответа нет, около телевизора возникла смутная тень. И тот же голос спросил:
- Я могу показаться?
Маринка задрожала – снова слышать этот бесплотный голос было страшно, но кивнула. А потом подтвердила:
- Да.
Тень сгустилась, уплотнилась и оставила на своем месте невысокую фигуру в потертых джинсах и простой рубашке.
Мальчишка. Подросток. Маринка застыла, рассматривая странного гостя.
Обычный, несколько тощий. Темные волосы, слегка курносый нос, внимательный зеленый взгляд. Мимо такого она прошла бы в школе и не заметила, потому что он такой же, как и все.
- Ты кто? – теперь в её голосе не было ни капли страха – только бездна любопытства. – Ты привидение? Призрак?
- Нет, - подросток покачал головой и внезапно широко улыбнулся, - Я – домовой.



Чашка с чаем приятно грела руки, а вчерашний торт оказался как нельзя кстати. Маринка, оставив плед в гостиной, сидела на стуле напротив необычного гостя – домовой, только подумать! – и пыталась понять, ответ на какой вопрос ей сейчас интереснее всего.
- Как тебя зовут? – наконец, нашлась она.
- Алексей. Но можно Лёша. – подросток отхлебнул чай и довольно зажмурился.
- Ты можешь пить? – не сдержала удивления Маринка.
- Могу, и есть. А ты не знаешь, что раньше домового считалось за правило кормить? – вскинул бровь Лёша, и словно подтверждая свои слова, откусил кусочек торта. – Вкусно!
- Еще бы, - согласилась Маринка, раздумывая над следующим вопросом, а потом сдалась, - Расскажи о себе?
Домовой по имени Алексей внимательно посмотрел на Маринку. Пожал плечами:
- Даже не знаю что рассказать. Понимаешь, я очень редко с кем-то разговариваю… Я присматриваю за этим домом и жильцами в нем. Могу быть везде. И немножко знаю что будет.
- Ты тогда…
- Хотел предупредить, - кивнул домовой и внезапно начал таять прямо на глазах у Маринки. – Твои родители возвращаются.
- Ты уходишь? – отчего-то стало обидно. Ведь только что познакомились.
- Я еще вернусь, если ты хочешь, - пообещал Лёша и совсем исчез.
- Хочу, - вслед ему вздохнула Маринка и вздрогнула, услышав звонок в дверь. А потом пошла открывать.



- А те, на втором?
- Там семья большая, но они мне не нравятся, шумные очень. А когда ссориться начинают - у меня вообще голова раскалывается.
Они сидели на ковре в гостиной и продолжали начатый вчера чай. То есть чай, разумеется, был новый, да и торт вчера Маринка с родителями доела, но сегодня снова был чай, а поэтому можно было считать, что чаепитие продолжалось.
- А женщина, что все время одевается странно? Я её иногда вечером в лифте встречаю.
- Она, кстати, гадалка. – Лёша помешал сахар в чашке, - Она меня может хорошо видеть и чувствует всегда, когда я рядом. С ней интересно, но не всегда… Она немного не в себе. Все время вспоминает своего сына. Иногда путает со мной.
- А что с ним? – Маринка взяла с тарелки последнее печенье и подумала, что надо бы принести еще, но вставать было очень лениво.
- Он погиб у неё на войне какой-то еще лет семь назад. Она после этого сюда и переехала.
- А ты только этого дома домовой?
- Да. Тут квартир много, дом длинный, хороший...
- А тебя все могут видеть? – Маринка не дождалась окончания фразы, но вопрос возник внезапно и она боялась его забыть.
- Нет, не все – Лёша улыбнулся, - и не везде. Не во всех квартирах в смысле. В пустых квартирах я только слушать и смотреть могу. А вот сказать или показаться – меня просто не услышат. А там где эмоций много, особенно плохих, там могу даже предметы трогать, перемещать, себе забирать…
- А у нас? Подожди только… - она вскочила на ноги и сходила на кухню, за второй порцией печенья. Вернулась и села на ковер, поджав под себя ноги. – Так как у нас?
- У вас раньше мог говорить и то, с трудом, а потом, когда ты в больницу попала твои родители так волновались, что я теперь даже предметы двигать могу.
- И много таких квартир здесь?
- Не очень. В основном, конечно могу показываться… Или по мелочи жизнь менять. Хотя… - Алексей задумался, а потом чуть помотал головой, - Не важно. В общем, таких мест немного. И не везде я хочу появляться.
- А ты все про всех знаешь?
- Почти. – домовой взял сразу два печенья и отправил в рот. Прикрыл глаза, наслаждаясь едой.
- А там наверху новый жилец, он вместе с нами въезжал, я помню. Кто он?
Лёша вздрогнул. Едва заметно, и смутился.
- Он недавно в город вообще приехал. Из столицы. Большой начальник, или что-то вроде. В его квартире просто такое место, что там даже эмоций не надо, чтобы я все мог.
- Ты его не пугал? – внезапно поинтересовалась Маринка, - Ведь это так интересно – побыть полтергейстом!
- Нет, - домовой посмотрел в окно на падающий с неба снег, - И не хочу. Он… особенный, что ли. Его не испугаешь. Он сам, кого хочешь…
Маринка чуть склонила голову и потянулась к трубке зазвонившего телефона.
Пока она разговаривала с матерью, дотошно выспрашивающей как дела, и принимает ли она нужные лекарства, Лёша успел допить чай и, чуть наморщив лоб, попытаться понять, что происходит на молчащем экране. Затем придвинулся к работающему телевизору ближе и внимательно посмотрев, на нужные кнопки, прибавил звук. Маринка от неожиданности забыла ответить матери на последний вопрос. А домовой обернулся и подмигнул.
В дверь постучали.
Маринка вздрогнула и закончила разговор.
Снова постучали.
- Кто там? – тихо, почти шепотом спросила Маринка у Лёши. Тот пожал плечами:
- Кажется, это твои друзья.
- Опять нам мешают… - она закусила губу, некоторое время раздумывая, открывать или нет, потом решила, - Приходи завтра.
- Приду.




Неделя пролетела быстро и очень незаметно. Маринке еще не разрешали самой гулять, и до выхода в школу оставалось около двух недель, поэтому дни напролет она проводила вместе с домовым. Она засыпала Лешу вопросами, на которые он отвечал иногда неохотно, а иногда – видимо она находила именно нужный вопрос – мог часами что-то рассказывать.
Верить на самом деле было трудно, даже при том, что живое доказательство существования всякой чертовщины сидело напротив и прихлебывало из широкой папиной чашки обжигающий чай. Обязательно с двумя ложками сахара.
- Подожди, ты же сказал, что не родился здесь, а теперь говоришь, что появился вместе с домом… - Маринка чуть склонила голову на бок, внимательно смотря на Лешу. Домовой пожал плечами:
- Правильно, я появился здесь тогда, когда появился дом. Когда строители поставили последнюю плиту. Но родился я не здесь… - Леша нахмурился, понимая, что долгого объяснения не избежать и со вздохом отставил чашку, - Домовые рождаются когда в одном месте много людей верят в них. Или в него. Но живем мы долго, и поэтому, когда наши дома или деревни сносят, мы переселяемся. Выбираем что-нибудь уютное и…
- А в других домах, выходит, тоже есть домовые?
- Тоже есть. – кивнул Леша и вернулся к чаю. – Но не везде.
Маринка некоторое время молчала. Потом встала, прошлась по комнате и внезапно обернулась:
- А почему ты такой?
- Какой? – домовой моргнул и на мгновение его очертания расплылись.
- Так выглядишь, так одет… - она кивнула на футболку, простую молодежную, даже с какой-то надписью.
- Хм… Почему так выгляжу? – Леша задумался. – Одежду я беру себе у тех, кому она не нужна. Там, в третьем подъезде есть парень. У него родители очень богатые, он вещи не считает. Вот у него я и беру.
- То есть воруешь? – улыбнулась Маринка.
- Получается да, - спокойно согласился Леша. – А внешность такая, потому что я такой и есть… Не знаю. Сначала я маленьким был. Ну, не совсем конечно, но выглядел младше, а теперь вырос.
- А брать одежду легко чужую?
- Иногда, и в некоторых квартирах – да. Там и беру. А иногда стараюсь отдавать. Правда не одежду… - Леша внезапно смутился, - Продукты. Там семья совсем плохая… В смысле денег немного… Вот им иногда что-то и подсовываю. Я же заботиться должен о вас, людях. И за домом присматривать.
- А кому должен? – Маринка села на диван, и положила голову на сжатые кулачки.
- Вам, людям. Сам себе. – серьезно, без тени улыбки ответил Леша. Потом встрепенулся, - Я пока пойду.
- Куда?
- Там просто… просто хочу посмотреть на кое-кого. – домовой вскочил с пола и взглядом отправил кружку с остатками чая на кухню. – Скоро вернусь.
- Меня вечером не будет, - вдогонку предупредила Маринка.
Она до самого прихода родителей пролежала на диване, все думая и думая. За то время, что она провела с Лешей она узнала о своих соседях больше, чем могла бы наверное узнать за год или два. Она словно знакомилась с каждым из них по описаниям Леши.
Вот прямо над ними жил пожилой филолог, который мечтал написать и издать собственную книгу, но все никак не мог придумать название. А без этого не мог начать историю.
А этажом ниже ссорилась и мирилась молодая пара. Они получили квартиру в подарок на свадьбу и уже полгода делали ремонт – не могли договориться, где какие будут обои. Леша любил за ними наблюдать, а потом пересказывал в лицах содержание очередной ссоры. Как они мирились, он старательно умалчивал, но Маринка чай не маленькая, сама догадывается.
А еще в их подъезде жили несколько семей с маленькими детьми, и они дружили между собой. Еще старая женщина, которая до безумия любила своего кота и всячески его баловала.
Ну, и ко всему прочему, тремя этажами выше, в просторной трехкомнатной квартире иногда появлялся новый жилец, въехавший почти в тоже время, что и Маринка с родителями. О нем, что Леша, что сама Маринка знали очень мало. Молодой – хотя относительно – для школьницы тридцать лет, это уже старость, а для Леши – это только молодость начинается. Красивый: с ним Маринка встретилась как-то в лифте и потом еще долго вспоминала подтянутую фигуру, волевое лицо и светлые короткие волосы. Преуспевающий топ-менеджер, как теперь принято говорить, из столицы. Как понял Леша из подслушанных разговоров этого жильца с кем-то по телефону, тот приехал «ставить на ноги» только что купленное головным офисом предприятие. Пока что убыточное, но обещающее хорошие прибыли.
Все эти люди и еще несколько десятков других стали для Маринки своего рода семьей. Она наблюдала за их жизнь глазами домового, узнавала последние новости, и ей стало совсем не интересно, что происходит вокруг. Новая игра захватила её целиком.
- Ты уже кушала? – мать подошла совсем незаметно и Маринка вздрогнула, услышав рядом голос.
- Нет, я с вами буду…
И в этот момент она почувствовала как кто-то настойчиво, но незаметно для матери тянет её за рукав. Раздумывать долго она не стала – нырнула с свою комнату и удивленно посмотрела на Лешу, что появился перед ней лишь призрачной тенью.
- Кошатнице плохо! – его шепот, как показалось Маринке был громче крика. – Вызови скорую – у неё нет телефона!
- Как я могу вызвать скорую? Мне же не поверят! И что я скажу родителям? Как объясню?
- Хорошо, - Леша появился полностью и метнулся к телефону в коридоре, - Отвлеки их, я сам!
- Марина? – удивленный голос матери, и шаги в коридоре заставили Маринку действовать быстро. Она кинулась к ней:
- Да, я тут. Ужин уже есть? – она говорила нарочито громко, слыша, как в коридоре Леша что-то тихо и быстро шепчет в трубку.
- Уже ужин подавай! – рассмеялся отец, шурша газетой, - Ишь какая прыткая, а сама весь день чем занималась?
- Ну… - Маринка сделала вид, что задумалась и села на стул. Сердце колотилось как бешенное, так и норовя выскочить из груди. Она даже не знала, по какому поводу больше волнуется – что вот там наверху женщина, любящая своего кота, возможно, умирает, или же что вдруг и неожиданно родители увидят домового. А если увидят – как она им все объяснит?



С третьего этажа было все отлично видно. И как врачи забегали в подъезд, и как они выносили Кошатницу на носилках, а вслед за ней выбежал роскошный рыжий кот. И как машина, оглашая округу истошным воем, вывернула на дорогу и помчалась к больнице.
Родители стояли рядом и тоже смотрели. А потом раздался звонок в дверь. Отец первый пошел открывать: Маринка услышала знакомый голос и кинулась в коридор, но опоздала. Отец щелкнул замком и обернулся. На его руках, как то излишне доверчиво прижимаясь к груди сидел тот самый роскошный кот.
- Что это? – ахнула мать. Маринка прикрыла рот рукой, силясь не смеяться. А отец виновато улыбнулся:
- Тут парень какой-то принес, попросил подержать у себя, пока женщина не вернется. Сказал, что сам взял бы, но только у него аллергия на кошек…
- Ох ты ж… - покачала головой мать, но тем не менее кивнула, - Хорошо, подержим… Только надо, наверное там наверху забрать его миски и всякое там…
- И проверить закрыто ли, - добавила Маринка, надевая тапочки и вылетая за дверь.
Леша ждал её на лестничной площадке, рядом с квартирой Кошатницы. Поманил за собой в полутемный коридор.
Хозяйка кота жила прямо над Маринкиной семьей. Ну, не совсем прямо – через три этажа – но расположение комнат было очень знакомо. Остро пахло лекарствами и какой-то сдобой. На кухне обнаружился свежий румяный пирог, который Маринка не долго думая, укутала в салфетки и положила в холодильник, и на полу две миски с кошачьим кормом. В одной были кусочки, уже порядком растерявшие аппетитный, как в рекламе, вид. А в другом россыпь сухих шариков. В настенном шкафчике домовой нащупал коробку с кормом и протянул ей. Потом скользнул обратно в коридор и вытащил из туалета кошачий лоток.
- Двери я закрою, как только ты все отнесешь. А то мало ли… - домовой быстро поднял с пола миски и кинул в раковину одну из них. Со второй ссыпал корм в коробку.
- А что с ней случилось? – теперь, когда все разрешилось, и бедную женщину забрали врачи, Маринка позволила проявиться извечному любопытству.
- Готовила пирог – должен был приехать из Самары её какой-то дальний родственник – то ли внучатый племянник, горячо любимый, то ли еще кто. А тут принесли телеграмму, что он не приедет, потому что у него там возникли проблемы в учебе. Вот она и разволновалась. Тут же сердце схватило. Так бывает. – домовой еще раз оглядел кухню, а потом вдруг спохватился и сбегал в комнату. Принес еще и корзину для кота с мягкой подушкой.
- Теперь все? – Маринка вздохнула, оглядывая все котовское имущество и тоном, не допускающим возражений, добавила, - Ты мне поможешь все это донести. Родителям ты уже показывался.
Леша кивнул и поднял на руки лоток и корзину.



Было странно закрывать чужую дверь на ключ. Но именно это Маринка сейчас и делала. Замок был упрямым, таким же старым как хозяйка, и, отчаявшись его правильно закрыть, она снова раскрыла дверь.
- Сейчас помогу, - домовой проскользнул в проем, и поставив лоток на пол, начал колдовать над замком.
- Добрый вечер.
Маринка, заглядывающая в коридор, услышала голос позади себя, и резко развернулась. Мужчина, уже покинувший кабину лифта, смерил её слегка удивленным взглядом и направился к своей двери.
- Вот, все должно закры… - Леша запнулся, замирая в дверном проеме. Он не сводил взгляда с того самого столичного топ-менеджера.
- Ты идешь? – не выдержала Маринка, подтягивая дверь к себе и заставляя домового шагнуть на лестничную площадку. Мужчина обернулся на её голос, и теперь взгляд серых глаз достался Леше. Равнодушно скользнул по брюкам, футболке, и на несколько мгновений задержался на лице. А затем столичный гость вернулся к открываемому замку. Несколько поворотов ключа, щелчок и он скрылся за дверью. Маринка тем временем сумела справиться с запором квартиры Кошатницы и вскинула бровь, глядя на по-прежнему не двигающегося домового.
- Ну, ты идешь? – она потянула Лешу за рукав. Он встрепенулся и пробормотав:
- Он меня видел! – ринулся вниз по лестнице. Маринка устремилась за ним.
- Ну, видел, ну и что?
- А я, как дурак, стоял с этими штуками…
- Стой! – Маринка тронула домового за плечо. Леша замер и оглянулся, - Что?
- Я не понимаю, почему ты так из-за этого волнуешься? Он же не догадается ни о чем!
- Не важно, - и снова вниз по ступеням.
Не сумев понять поведения своего друга – за то время, что они провели вместе, Маринка уже стала считать домового другом – она решила обидеться. Не сильно и ненадолго… Но на этот вечер точно. Надо же! Что-то скрывает…
Лоток и корзинка стояли у порога к тому моменту, как она спустилась вниз. Пожав плечами и укрепившись в своем намерении, Маринка носком ноги открыла дверь и зашла в коридор:
- Принимайте груз!



Кот прошелся по подоконнику и аккуратно сел у самой стены, обвив лапы пушистым хвостом. Его умение шагать бесшумно и оказываться рядом совершенно неожиданно, завораживало Маринку. Кот напоминал ей домового, на которого она со вчерашнего дня ходила обиженная.
Когда Леша появился в её комнате, Маринка сделал вид, что не замечает его. Игнорировала, как могла. Тот пожал плечами и ушел в гостиную. Включил телевизор и не отходил от экрана ни на минуту.
Работа над домашними заданиями, которых за время её пребывания в больнице, да и после, накопилось немало, попытки самостоятельно понять что-то в новом материале, утомили Маринку. Она то и дело порывалась позвать домового, предложить ему чай, но вовремя вспоминала, что обижена на него.
И все-таки, ей было совершенно непонятно его вчерашнее поведение. Можно подумать, что Лешу подменили, и на лестнице вместе с ней находилась влюбленная одноклассница. Маринка вздохнула и снова начала грызть гранит науки.
Когда пришли родители, она уже спала. Лицом на учебнике и удобно подложив ладонь под щеку. Кот, которого, кстати, звали Бароном, развалился на тетрадях. Мать осторожно разбудила её, предложила лечь на постель, мимоходом поинтересовавшись, выпила ли Маринка лекарство. Спросонок Маринка чуть было не спросила, а здесь ли Леша, но вовремя спохватилась. Перелегла на постель и, укутавшись в одеяло, и снова закрыла глаза.
Ей снилось, что она пьет чай с домовым и все пытается у него узнать, а как там, в квартире у того столичного гостя. А Леша отпирается, но потом нехотя рассказывает о том, что в спальне есть целых две тумбочки. Наутро Маринка сон не помнила.



Через два дня они помирились. Как-то тихо и незаметно. Просто Леша в очередной раз появился в её спальне, а она поздоровалась. После этого было бы странно продолжать дуться. Да и приветствие вышло совершенно искренним и радостным.
- Как дела у той парочки? – чашка чая снова грела ладони, а печенье заняло свое место в неглубокой тарелке с рисунком птиц. Смотря на эту тарелку, Маринка вспоминала детство – когда ей было семь, эту тарелку подарили ей бабушка и дедушка. С того момента прошло уже более восьми лет, бабушка покинула этот мир, а дедушка жил один в деревне недалеко от города. Раз в месяц Маринка с родителями ездила к нему в гости. Добираться приходилось целых два часа. Сначала на электричке, среди дачников, везущих с собой рассаду или какие-то лопаты и грабли. Потом на автобусе – автобус был трясущимся, разбитым и тарахтел как трактор.
- Они снова поругались сегодня. Прямо с утра! – глаза Леши заблестели от смеха, - Ты представляешь, он, лежа в постели, стал рассуждать, что хочет покрасить окна в серый цвет. Такой, заешь, серебристый. А она возразила, что раз уж красить окна, то это должен быть бежевый… И такое началось!
Маринка заливисто смеялась, слушая это представление одного актера, и в то же время никак не могла вырваться из пут воспоминаний о дедушке. Вспоминался его взгляд, всегда такой добрый и грустный. Его рассказы про войну, и про то, как они с бабушкой познакомились.
- Ты здесь? – домовой помахал рукой перед лицом Маринки, и она вернулась в реальность.
- Здесь… Просто дедушка вспоминался…
Леша задумался на некоторое мгновение, глаза его затуманились. А потом он очень внимательно и серьезно посмотрел на Маринку.
- Он любит тебя. И всегда любил. И Алину свою любил. Пожелай ему счастья.
Маринка замерла. Потом кивнула и, встав, подошла к окну.
- Откуда ты это знаешь?
- Не важно.
Домовой покачал головой и тоже встал с пола, отставив в сторону чашку:
- Мне пора. – и он растворился в полутьме сумерек, что опустились в комнату.
А вечером Маринка узнала, что дедушка умер.



Похороны проходили тихо и спокойно. Собрались все деревенские жители, проводили Михаила Сергеевича – так звали Маринкиного дедушку – в последний путь. Опустили простой, но добротно сделанный деревянный гроб в заранее выкопанную в мерзлой земле яму. Поставили сверху крест с табличкой. Имя, фамилия, год рождения и год смерти. И короткая эпитафия. Маринка не запоминала, что там было написано, и вообще чувствовала себя неважно. Все вокруг плыло влажным туманом слез и пасмурное небо, изредка бросающее на похоронную процессию мелкий снежок, давили на глаза.
Поминки закончились далеко за полночь, и собираться в обратную дорогу было поздно. Родители отправили Маринку спать на второй этаж, а сами остались на кухне беседовать о чем-то важном и взрослом.
Знакомая кровать, лоскутное, сшитое еще когда-то давно бабушкой одеяло и квадратное окно, расчерченное двумя проводами. Она еще некоторое время покрутилась, сильнее укутываясь и несколько раз взбивая подушку. Потом подняла голову и тихо-тихо спросила:
- А здесь есть домовой?
Ответа она не дождалась.
Следующим утром Маринка и родители отправились домой. Снег, срывающийся с неба, медленно менялся в дождь, оставаясь на стеклах капельками. Через два с лишним часа Маринка уже заходила в знакомый двор. Получив разрешение еще некоторое время побывать на свежем воздухе, она присела на скамейку, достала из сумки, книгу, которую читала по пути. И через некоторое время прислушалась краем уха к разговору двух девочек, лет шести.
- А я правда видела! – рыжие косички смешно дернулись, когда их обладательница качнула головой, словно в доказательство своих слов.
- Что ты видела? – её собеседница была чуть постарше и Маринка заметила, что одета она была более… дорого, что ли.
- Домового! Он смешной такой и очень-очень добрый!
- Ну да, конечно! Почему же только ты его видишь тогда? Я тоже в этом доме живу, но я его никогда не видела.
- Я не знаю. – на удивление спокойно и рассудительно пожала плечами рыжая девочка и продолжила лепить из снега что-то непонятное, - Но он выглядит как мальчик из старшего класса. А на самом деле, ему много-много лет. Он мне сам сказал.
- Я тебе не верю. – другая девочка топнула ногой и тут же, почти без всякого перехода ринулась в сторону дома, к сидящим у подъезда родителям, - Мама, а мне тут Вероничка такое рассказала!
Маринка проводила её долгим взглядом и встала с лавочки. Помешкала немного, затем подошла к оставшейся в одиночестве малышке.
- А как его зовут, твоего домового?
- А вы мне верите? – у девочки оказались ясные голубые глаза и очень удивительная улыбка.
- Конечно, верю. – Маринка присела на корточки и доверительно сообщила, - Я его тоже видела.
- Его зовут Леша…



Сегодня Маринка проснулась рано. За окном было еще темно, но когда-то привычный и оттого еще более противный звук будильника, навязчиво давал понять, что уже время для подъема. Первый день в школе. После стольких недель болезни и уютного дома нужно снова ни свет, ни заря выходить на улицу, преодолевать три с лишним квартала по узкой дорожке между бетонными коробками и толкаясь на входе в школу («А у тебя есть сменка? Покажи!») лететь, стремиться успеть в класс до звонка. Было боязно. Столько всего пропущено, столько всего надо наверстать…
- Ты уже встала? – в комнату заглянула мать – уже одетая и как всегда безупречно причесанная. Она протирала руки кухонным полотенцем, а затем, отложив его в сторону на полку в прихожей, скользнула ногой в высокий сапог. Маринка спросонок, сидя, чуть прищурив глаза смотрела как мамины пальцы скользят по коже, находят язычок от «молнии» и сапог обнимает мамину ногу. Потом второй.
- Марина, не спи, - отец, забрав полотенце с полки, перекинул его через плечо и помог матери надеть теплое пальто. – Мы уходим, завтрак на столе. Смотри не опоздай!
Пальцы ноги нащупали мягкие тапочки и, сделав над собой усилие, Маринка встала с постели.
А потом пришлось торопиться, наскоро почистить зубы, в два укуса уговорить бутерброд с сыром, хлебнуть чаю. Маринка вылетела из квартиры, находу застегивая полушубок и перекидывая сумку через плечо. И едва не врезалась в домового, что, словно поджидал её на лестничной площадке. А, может, и правда, ждал.
- Привет! – Маринка поздоровалась, и ринулась в лифт. Леша последовал за ней, и, как только оказался в тесной кабине, нажал на кнопку шестого этажа.
- Ты чего? Я же опаздываю!
- Ему нельзя выходить из дома! – Леша говорил тихо. А потом посмотрел на неё. Глаза домового были широко распахнуты и полны искреннего страха. – Ему нельзя! Он не вернется. Я знаю.
- Кто? – она задала вопрос, а потом вспомнила, кто жил на шестом. И тут же продолжила, - Откуда ты знаешь? Почему не вернется?
- Я вижу что будет. Сегодня приедут люди в его квартиру. Будут ходить, смотреть… - Леша опустил голову и закончил уже совсем глухо, - И будут обсуждать, что такой молодой и так рано…
- Умер? – По спине Маринки пробежала струйка холодного липкого пота. Снова сковал страх. Она отчего-то четко представила как высокий и красивый мужчина, этот столичный гость выходит из подъезда и падает на снег. А рядом расплывается мерзкое красное пятно. Впитывается в свежевыпавший снег и замерзает на ветру…
- Мы должны его остановить, он не должен выходить! – Домовой схватил её за плечи, - Ты мне поможешь?
- Но я опаздываю…
Двери лифта открылись на шестом этаже, и в кабину вошел тот самый мужчина. Глаза Маринки расширились, когда она увидела его белоснежную рубашку, снова представив на ней кровь. Леша застыл, а затем резко дернулся назад, освобождая пространство, позволяя незнакомцу войти в лифт.
- Вы вниз? – поинтересовался тот, нажимая на кнопку первого этажа. Маринка смогла только кивнуть.
- Вам нельзя сегодня уходить, - тихо прошептал домовой.
- Что? – взгляд мужчины скользнул по Лешиной фигуре, затем остановился на его лице.
- Вам. Нельзя. Сегодня. Уходить. – чеканя каждое слово повторил домовой.
- Почему?
- Потому что вы умрете.
- Бред.
- Простите, - Леша прошептал это так тихо, что услышала только Маринка. И даже не услышала, а сумела уловить движение губ и проговорить его про себя.
Лифт дернулся, заскрипел от возмущения и остановился.
- Что ты делаешь?! – не сдержавшись, взвизгнула Маринка. – Я же спешу!
- Я не могу его отпустить. – по-прежнему тихо ответил домовой.
- Что происходит? – столичный гость постучал пальцем по кнопке вызова диспетчера, а потом посмотрел на Маринку и Лешу, - Это ваши шутки?
- Я не отпущу тебя, - домовой встретил взгляд мужчины. – Если ты выйдешь из дома, ты больше не вернешься.
- С чего ты взял?
- Верьте ему! – вряд ли она позволила бы себе это в любой другой ситуации, но сейчас схватить незнакомца за руку показалось правильным и необходимым, - Пожалуйста, ну что вам стоит? Просто скажите, что болеете. Он знает, что говорит!
- Да что за бред?
- Отсюда никто не выйдет, пока я не буду знать, что все миновало! – лифт задрожал. Маринка вскрикнула и прижалась к коричневой, имитирующей дерево стене.
- Прекрати! Леша, хватит!
Свет дважды мигнул и погас.


Было слышно дыхание. Сдавленное рыдание, которое позволила себе Маринка, оказалось единственным проявлением страха перед темнотой и замкнутым пространством.
Через мгновение в руках у мужчины появился свет. Небольшой экран дорогого и все еще редкого мобильного телефона осветил кабину лифта.
- Пожалуйста, - голос у Леши был уставший, и Маринка отчетливо уловила в нем нотки мольбы, - Вернитесь к себе домой. Там вы будете в безопасности.
Ему ответом была тишина. А затем столичный гость кивнул, не сводя с домового взгляда.
Если бы Маринка не знала, что все это – и остановка лифта, и отсутствие света – сделано Лешей, все происходящее показалось бы ей неудачной шуткой. Театральной постановкой, никому не нужной, но от этого не менее страшной.
Лифт ожил как только мужчина кивнул. Ожил и открыл двери. Маринка увидела на стене цифру «два» и поспешила выскочить из кабины. Оглянулась, на оставшегося в лифте Лешу, держащего за рукав незнакомца и, глянув на часы, бросилась вниз по лестнице.
- Я поеду с вами, - голос домового, именно эта фраза, обращенная видимо, к столичному гостю – а она, кстати, так и не узнала, в свое время, как его зовут, - преследовали Маринку до самой школы. И потом, на уроках, вместо того, чтобы решать задачу по алгебре, она задумчиво смотрела на небо и складывала про себя факты и фактики в одну цельную картину.



- А потом?
- А потом я и правда пошел с ним. Он злился на меня – ему пришлось отложить какую-то важную встречу. Но когда ему позвонили и сказали, что в его машине обнаружили бомбу, он мне поверил. – Леша снова и привычно грел руки о чашку чая. – Ты меня прости – ты опоздала…
- Не страшно. – отмахнулась Маринка и улыбнулась, - Мне повезло – учительница сама пришла поздно. И что вы делали?
- Разговаривали. Он меня чаем напоил.
- А как его зовут?
- Костя. – домовой потянулся и улегся на ковер, - Кстати, эти снизу… Она ребенка ждет. Только сегодня узнала.
- Ух ты! – она мгновенно забыла о мужчине сверху, - А они по этому поводу тоже поссорились?
- Да, и очень сильно. Но потом они помирились и ушли вдвоем к врачу, чтобы все проверить… Ты представляешь, они уже обсуждали в какую школу ребенка отдать, - Леша рассмеялся, а потом вдруг резко посерьезнел, - Скажи, а отмечать Новый Год одному, это правильно?
- Нет, - Маринка покачала головой, представив себе, каково это – отмечать такой праздник в одиночку, - Это совсем ненормально. А ты про кого?
- Ну, Кошатница – она же одна живет… И тот мужчина, помнишь, он все книгу пишет. Его родственники не смогут приехать к нему. И… И Костя тоже. Я обычно к кому-нибудь заглядываю, туда, где весело и дети есть. И всегда смотрел на них. Потому что по другому грустно очень. А тут… Просто подумал, что это, наверное, для вас для людей страшно – быть одному, когда другие вместе?
- Страшно, - согласилась Маринка и поежилась. Спрятала лицо в колени и оттуда спросила, - А ты разве не один? Тебе не страшно?
- А я всегда один… Меня же видеть не многим позволено… - Леша пожал плечами, - Но иногда очень тоскливо…
- А откуда ты знаешь, что он будет один? – Маринка показала пальцем на потолок, и домовой прекрасно понял, о ком она говорила.
- Он с отцом своим говорил по телефону, а я подслушал. Они в ссоре и домой на праздники он не поедет. А потом он разговаривал еще с кем-то. Отказался от всех предложений.
- А ты не хочешь отметить с ним? Он знает кто ты?
- Нет, - Леша медленно покачал головой, - Не знает, да и зачем?
- Ну.. – она встала, собрала чашки и тарелки, и вышла в коридор. Затем заглянула в комнату, - Ну, например, чтобы вам обоим было не так одиноко.


Пахло мандаринами. И хвоей.
Вчера отец привез ель. Раскидистую, свежую. С шишками. Мать, как только он внес символ Нового года в коридор, всплеснула руками, запричитала, что теперь иголки убирать придется и что можно было бы поставить искусственную, как раньше. А Маринка принялась танцевать вокруг елки, прихорашивать ветки и все стало не важно.
Украшения она достала сама с антресолей. Как в детстве, стоя на табуретке. Потом развешивала мишек, шарики, зайчиков – и путалась в гирлянде и мишуре.
А сейчас, уже почти полночь и стол буквально ломится от множества блюд. Телевизор показывает предпраздничную программу, но уже отчего-то грустно.
Маринке вдруг показалось, что она совсем одна. И никого рядом нет. Так же наверное, ощущает себя и Леша.
- Я тут, - шепот раздался неожиданно над ухом, и Маринка едва не подскочила от неожиданности.
- Где ты был? Я думала, ты придешь раньше!
- Я хотел пожелать тебе удачного праздника. – голос улыбался, и Маринке сразу представилось почему-то светящееся от счастья лицо домового.
- Ты не будешь со мной? – она даже развернулась, тщетно пытаясь увидеть фигуру домового.
- Нет. Я буду в другом месте.
- У Кости? – Маринка догадалась сама и улыбнулась этой догадке.
- Да, - домовой на мгновение появился перед ней и, подмигнув, тут же снова растаял, - Счастливого Нового Года!
- И тебе!


Первое января выдалось снежным и морозным. Маринка вскочила на улицу в начале третьего часа дня и, пробежавшись по двору, резко остановилась и оглянулась на серый дом. Обычные окна, обычные балконы, обычная панельная девятиэтажка. Ровно такая же, как и десяток других в этом районе. В меру новая, в меру обшарпанная. Скучная.
И кто бы мог подумать, что в таком доме может обитать домовой?
А ведь обитает. Наблюдает, присматривает, оберегает.
Она пошла обратно к подъезду.
В окне на шестом этаже мелькнула знакомая фигура.
Маринка улыбнулась.
Все будет хорошо.

Утром, возвращаясь в Цитадель наткнулся на группу челок. Молодых, с горящим взглядом и предлагающих всем прохожим купить "очень недорого" кольца освященные. На кольцах еще и штамп был со словами: "Спаси и сохрани!".
И именно это меня удивляет в челах больше всего. Не во всех, разумеется, а в тех, которые исповедуют ряд монотеистких религий. Как можно надеяться на кого-то? В православии пожелание "Спаси и сохрани" - это даже скорее просьба. Обращение, в стиле приказа. Причем, это обращение к Богу. То есть к тому, кому верующие и поклоняются.
О чем думает такой чел?
Да, кольцо вполне может быть оберегом, и самовнушением, чем оно, по сути и является, но тем не менее настолько верить в то, что кому-то там сверху нужны конкретно вы - это глупо. Надеяться нужно и можно исключительно на себя. Или на окружающих - если есть, кому доверять.
В случае, когда ты один - да, возможно и есть смысл в обращении к Богу. Но неужели не понятно, что любой Бог, Аллах, Творец, Иегова - это всего лишь ты сам.
Во времена Инквизиции, челам помогал не их Бог. Они сами помогали себе. Это была их сила, пусть и объединенная одним словом: "вера". Зачем этот самообман?
Говоря о Спящем, никто из нас не надеется на него. Ни у кого даже мысли не возникнет обратиться к Спящему с просьбой. Иногда выскальзывающее "Спящий, за что?" - это ни в коем случае не вопрос к Спящему, это скорее вопрос к себе и в пустоту. А еще чаще - способ выражения эмоций - пристыжения нерадивого собеседника, к примеру.
Вера может многое, в том числе и создать того же самого Бога. Или богов. Но первоначальны всегда личности. Те же челы, или же чуды, или люды - не важно. Личность создает религию. Её сочиняют такие же челы, как и те, что живут рядом с нами. Те же челы, что вечно куда-то бегут по Ленинградскому проспекту. И нет никакого божественного озарения - религия - жвачка для ума. Гигантский инструмент аутотренинга - только применять надо с умом, а не бездумно и с фанатичным блеском в глазах надеяться на чудо.
Чудеса делаем мы сами.
Нужно только их делать, а не надеяться на того, кого умоляешь: "Спаси и сохрани!"

С дневника .:Anaksarena:.

ТГ: Асур крепко обхватил колени, сжал руки в кулаки и, терроризируя безмолвную каменнную кучу взглядом черных глаз…

ТГ: Время до обеда прошло за примирением новой одежды.

ТГ: Подумав долю секунды, какое же заклинание применить он остановился на чёрном..

ТГ: Все они были представителями наивысшего света Тайного Города, и потому мочились духами.

ТГ: Шайне не стоил выеденного яйца Де Гира.

ТГ: Сантьяге очень нравился Ивов, поэтому он повесил его над кроватью.

цитата с духами и выеденным яйцом отчего-то напоминает школьные сочинения - где-то я такое уже видел...

Недавно снова думал о "Метро 2033". И понял - я бы такого не написал. Просто потому что мне пришлсь бы замучать Обоснуя до смерти, а без Обоснуя писать уже не интересно.
И к слову об Обоснуе... Пытался начать "Занимательную механику" и четко уловил, что не верю. Я читал достаточно много фантастики и прочего, чтобы легко воспринимать текст, где реальность очень и очень отлична от нашей. Но в эту не верю. Что-то есть в самом тексте такое, что заставляет усомниться...

Когда собака справа на главной странице пишет про Деда Мороза и про какие-то группы и ЖЖ - это нормально. Но вот это:

Почему-то вызывает в моих мыслях только один вопрос: один раз не ....?

Умение смешивать ингредиенты в определенной пропорции, чувство времени, необходимое для приготовления зелья или яда - все это легко переносится и на совершенно безобидные занятие, в частности на приготовление пищи.
Недавно взялся за приготовление шурк'а, не один, разумеется, а в очень хорошей компании, и некоторое время вспоминал древний рецепт. А затем уже мясо, специальным образом замаринованное, раскаленные угли, свежий морозный воздух - и шуркь получился просто великолепным...
Вложенные в него усилия троих навов и одной милой шасы получились весьма выгодным вкладом в грядущий ужин.
"Пламя! Острое, резкое, раскалённое, вкусное потрясающе..." (с) и есть возможно, что немаловажно. *улыбнулся*
Благодарю за чудесную компанию.

Первая мысль – писать белым по черному мне не удобно – пришлось для этого открыть Word.

Ну, а теперь то, о чем я думал весь вечер, пока фонари отражались на полированных боках вставшей в пробке машины.
Для меня есть две категории книг и фильмов – я имею в виду хороших, стоящих, - первая категория, это то, что я могу перечитывать и пересматривать по нескольку раз. Это ценимое, интересное и, возможно, связанное с определенными периодами в жизни. Даже затертое «до дыр» и известное каждой последующей репликой, сценой, картинкой…
И вторая категория. То, что читается взахлеб или так же смотрится. Это то, от чего не оторваться, потому что подстегивает интерес, ожидание, предвкушение. А после, когда вся интрига становится ясна и весь замысел автора предстает перед глазами, интерес теряется. Остаются размышления, эмоции, но перечитывать-пересматривать… Нет, увольте.
Но сказать что прочитанное/просмотренное от этого стало хуже – нет ни в коем случае. Я буду рекомендовать это, и быть может, через некоторое время вернусь и снова посмотрю на это произведение, но уже с другой точки зрения.
Но чаще всего мне жаль, что чем-то цепляющие меня тексты и видеоряды приходится откладывать с мыслью, что вряд ли я вернусь к ним снова. Сохраню в памяти то ожидание развязки и законсервирую…
из последнего...
Все, что я прочитал Дьяченко, особенно последнюю книгу «Vita Nostra».
«Связь» братьев Вачовски.
«Лангорьеры» Кинга.
«Мгла» он же «Туман» того же Кинга.
«Анклавы» Панова.
И многое другое.
В долгий ящик. Быть может с возвратом.

Просто понравилось.
человский анекдот
Лубянка, здание госбезопасности, кабинет следователя, за столом - совсем молоденький, только из ликбеза, лейтенантик что-то пишет. Заходит армейский генерал. Лейтенантик не выражает никаких эмоций.
Генерал вскипает:
- Т о в а р и щ лейтенант! Вас не учили приветствовать старших по званию?!
Лейтенант не реагирует, полнейший игнор.
- Я ГЕНЕРАЛ, в конце концов, и... (следующие 15 минут пространное выступление о воинской дисциплине и уважению к старшим).
Никакой реакции и на это. Генерал начинает беспокоиться:
- Вы что - меня в чем-то подозреваете?
Лейтенант уловил переход к предметному разговору и поднял голову.
- А вы подойдите к окну, товарищ генерал.
Выполняется.
- Видите - Лубянская площадь, Детский мир, видите? Люди ходят, видите? Так вот - это подозреваемые! А тому, кто у меня в кабинете - просто пиздец!!!