Садист широкого профиля.
Рабочее обозначение: Сущности.
На самом деле это пока черновик, но вот за мнения, поддержку, советы и замечания по логике поступков героев и прочему - буду благодарен. Равно как и за вопросы.
Пролог. Глава 1. Глава 2.
В воздухе пахло цитрусовыми.
Запах тёк из подворотни, где совершенно точно не могло быть ничего приятного и свежего. Запах впивался в ночную темноту, сливался с тусклым светом редких фонарей, запах въедался в ноздри и безумно раздражал.
Она сама не знала, почему выбрала короткую дорогу. Обычно она не ходила здесь после захода солнца – слишком боялась за свой кошелёк и жизнь. Неспокойный район, мятая бумага под ногами, лужи, грязные, мутные, не отражающие ничего. И запах – запах гнили, алкоголя, мусорных куч, сваленных рядом с провалами подъездов – этот запах днем она ещё могла терпеть. Но в темноте он становился невыносимым.
А сегодня здесь пахло цитрусами.
Неуместно, дико, невероятно сильно и настолько это выбивалось из того, к чему она привыкла, что это пугало. Пугало до дрожи в коленках и ей хотелось побежать. Но она устала после вечерней тренировки и опасалась напороться на битую бутылку.
Эта ночь не могла закончиться для нее ничем хорошим.
Когда впереди появилась одинокая фигура, она почти облегченно вздохнула. Иногда бывает так, что свою судьбу человек узнает заранее. Когда видит письмо без подписи, знает, от кого оно отправлено. Или когда звонит телефон, еще не глядя на определитель номера, понимает, кто звонит. И что скажет.
Предчувствие настигает внезапно и приносит с собой стопроцентную уверенность в том, что случится что-то плохое. Хорошее, почему-то, не так уверенно в себе.
И она знала, что человек, двигающийся ей навстречу – опасен. Человек принесёт с собой боль, страх. Возможно, смерть.
А может быть, она спасётся – сейчас это не имело значения.
Она остановилась.
Человек продолжал идти. Он шагнул в полосу света, и она попятилась. Достала и сумочки перцовый баллончик, приготовилась драться – всё-таки она занимается боевыми искусствами – но не совладала с ужасом.
То, что подходило к ней, не было человеком. Точнее, наверное, где-то внутри это было человеком. Но внешне – сплетение черных, серых, зеленых осклизлых щупалец, которые шевелились и тянулись к ней.
Она сделала еще шаг назад и оступилась, споткнулась, чудом не упала, схватившись за ржавый фонарный столб, и брызнула в мужчину из баллончика. Он закашлялся, а она кинулась бежать.
Позади раздавались тяжелые шаги – оно бегало не хуже, оно преследовало и нагоняло и ужас подстегивал её. Ужас придавал силы преследователю и она это понимала. Чувствовала, как чувствовала до того, что не следовало ей идти этим путём. Но тут ближе, быстрее, а она так устала.
Рука мужчины поймала её за предплечье и дернула на себя, и щупальца, окутывающие его, потянулись к ней, впиваясь в кожу.
- Нет! Нет! Отпусти! – ужас поглотил полностью, забил легкие. Ей только казалось, что она кричит, она была уверена, что кричит, но не раздалось ни звука. И в этой кромешной тишине она увидела, что у щупалец есть хозяин.
Невообразимая тварь посмотрела на неё из головы того, кем пользовалась для удовлетворения своих потребностей. Тварь отражалась в глазах мужчины – кем он был до того, как оно его поглотило? – и тянула к ней щупальца.
- Нет…
Она уже поняла, что не кричит. Но решимость проснулась в груди и заставила ударить это. Ударить не руками, не сумкой, тяжелой, между прочим. Ударить мыслью, собственной яростью и отбросить страх.
Щупальца дрогнули, отстранились.
Она снова ударила. Теперь уже пытаясь оттолкнуть, убрать от себя это омерзительное существо. Убежать, уйти, спрятаться. Или остаться и уничтожить – мысли путались.
Еще шаг – теперь она наступает. Она уверена в себе. В её глазах сила. Сила, о которой она раньше не знала.
Но тварь умна. И тварь делает ответный рывок, тварь впивается щупальцами в лицо, влезает в голову, выдирает оттуда последнюю толику смелости и оставляет после себя липкий ужас.
И одновременно мужчина бьет её под ребра длинным тонким ножом.
Запах цитрусов исчезает вместе с последним толчком сердца в груди молодой красивой девушки. Её сумка лежит рядом, не тронутая, ненужная. Кровь расползается по асфальту, маслянистым пятном раскрашивая газеты.
Мужчина уходит пошатываясь. Щупальца оплетают его голову и довольно вздрагивают от переполняющего ужаса. Щупальца растут, становятся больше и им очень нужна следующая жертва.
Им нужен еще один Зрячий.
В этом году осень началась резко и неожиданно. Ещё вчера из дома можно было выйти в джинсах и футболке, а сегодня с утра он не рискнул даже выехать со стоянки не прогрев предварительно двигатель.
На календаре было пятое сентября.
Андрей Порохов, молодой перспективный хирург, прикрыл глаза, прислушиваясь к тому, как урчит двигатель трехлетнего «Форда» и уткнулся лбом в руль. Сегодня ему предстояла сотая, юбилейная самостоятельная операция. Он прошел долгий путь, он заслужил всё то, что имеет – заслужил сам и не намерен был отступать с выбранного пути. Перспективность его была неоспоримым фактом, сам Яковенко – мирового уровня врач – выделял его еще со студенческой скамьи, но сейчас отчего-то было муторно на душе.
То ли эта хмарь, после яркого солнышка. То ли то, что с Диной вчера поссорились и она, вопреки обыкновению, не позвонила с утра с примирительным: «Да ну тебя. Заедешь за мной вечером?». То ли недавний разговор с Лямцевым – главврач вызвал его к себе и некоторое время проникновенно рассказывал, как ему не хватает толкового хирурга, и что он готов даже помочь молодому специалисту, но вот очень надо – очень! – чтобы Андрей подтянул его племянника по анатомии. И Андрею не жалко было позаниматься с парнем, только племянник главного был скользким, словно болотная лягушка и не ни в грош не ставил слова Андрея. Порохов говорил про брыжейку, про удаление аппендикса, сыпал латинскими названиями костей в пояснично-крестцовом отделе, а племянник улыбался, словно принимал экзамен. А потом, когда Андрей спрашивал: «Понял?», пожимал плечами, мол, зачем это надо? Дядя поможет.
Андрею становилось тошно, он заканчивал занятие; и всё собирался Лямцеву сказать, что зря он родственника впихнул в медицинский, трижды зря продвинул на лечфак, да духу не хватало.
На стекло упали первые тяжелые капли и Андрей очнулся от размышлений. Выехал на широкую дорогу, приткнулся в крайний правый ряд пробки и поджал губы.
Нет смысла искать причины.
На сегодня у него мужчина. Сорок восемь лет, индекс массы тела – тридцать восемь, ожирение третьей степени. И ведь никаких гормональных нарушений – просто сидячий образ жизни, много вкусной еды, выпивка, стрессы… Назначено грыжесечение. Сама операция не сложная, Андрей делал её уже с десяток раз, но каждый такой пациент – это риск. У этого риски вроде были минимальны: Порохов лично проверил его анализы, удивился, разглядывая практически идеальную кардиограмму и волноваться было не о чем.
Но на душе по-прежнему было неспокойно.
В операционной было ожидаемо стерильно и удивительно тихо. Андрей постоял на пороге, рассматривая столы, выключенную сейчас операционную лампу, мазнул взглядом аккуратную стойку с лапароскопом и вздохнул. Не сегодня.
Гнетущее чувство его не желало покидать, как бы ему того не хотелось. Молодой хирург услышал позади шаги и посторонился, пропуская каталку с пациентом. Затем вокруг засуетились, забегали ассистенты и медсестры, протиснулся между Прохоровым и стройной Лидой анестезиолог, кивнул приветственно всем и густым басом поделился новостями:
- Зам сегодня обещался проставиться.
- В честь чего? – отозвалась Лида, подключая к пациенту датчики.
- Да у него дочка родила.
- О, это дело. Кого?
- Неведому зверушку, - буркнул Андрей и кивнул анестезиологу, - Начинаем.
Окружающие звуки слились в привычный фон. Несколько минут Прохоров настраивался на операцию, осматривал инструменты. Он знал, что это сделали до него, но привычка проверить всё самому, выпестованная его учителем, не позволяла довериться кому-то.
- Готов.
Андрей повернулся к пациенту:
- Начинаем.
Главное сейчас, это успокоиться. Чтобы не тряслись руки, и не было этой паники, что захлестывает почти с головой.
Вдох, выдох. Задержать дыхание. Снова вдох и выдох.
Андрей почувствовал, как нервозность отступает под натиском привычных действий, и позволил себе улыбку под маской. Всё равно никто не увидит.
- Скальпель.
Надрез он сделал твердой и уверенной рукой.
- Что там?
- Да всё нормально.
- Так кого родила-то?
- Девку, говорят. Крупная.
- Зажим.
- Зажим.
- Ух, отъелся! Стол там еще не прогнулся?
- Где я?!
Вопль был настолько неожиданным, что Андрей вздрогнул. Он перевел взгляд на пациента и понял, что тот, вопреки наркозу, не обращая внимания на маску на лице и на ошарашенного анестезилога, проснулся. Проснулся и теперь смотрел на врачей вокруг таким взглядом, словно его разделывали на органы.
- Что происходит!?
- Где наркоз?
- Тише, не нервничайте. Вы на плановой операции, помните?
Лида умела успокаивать даже особо буйных.
- Операции?
Андрей сглотнул. Он не двигался – так и замер, когда пациент пришел в себя. Ощущение небывалого провала накатило, затопило, закружило, и Прохоров моргнул.
И чуть сам не закричал от неожиданности: когда он снова глянул на пациента, то понял, что его покрывают странные склизкие комки, размером с футбольный мяч. Один такой комок отшатнулся от его руки, как только Андрей шевельнул пальцами.
- Не хочу! Уберите от меня все! Я не буду! – ужас пациента хирург теперь тоже видел. Темные, зеленовато-черные жгуты, вытекали из висков огромного мужчины и к ним стремились странные мерзкие «футбольные шары», впитывая их в себя.
- Что это? – Андрей понял, что если он не спросит, то сейчас сойдет с ума. Или уже сошел?
Его не услышали.
- Что это? – повторил он чуть громче, и Андрею показалось, что за ним, за его спиной это же повторил и кто-то другой. Хирург замер, все окружающее его пространство сомкнулось в одну точку – яркую, окруженную беспросветной тьмой и в следующее мгновение взорвалось, ослепляя Андрея. Он медленно отнял руки от пациента, не видя вокруг себя ничего, поглощенный сиянием. Он слышал голоса, словно сквозь вату, они не цеплялись за сознание, скользя поверхностно, очень аккуратно. Голоса, ситуация, пациент, его страх и эти липкие склизкие комочки остались где-то далеко. Тут с Андреем было нечто иное: тишина, которая затекала в его разум, обволакивала и вместе со светом отрезала от всей его жизни.
Андрей чувствовал – его сердце не бьется. С того момента, как его ослепило, не было ни одного удара. Он не сделал ни одного вздоха, но – странно – его это не тяготило. Время, казалось, растянулось до бесконечности.
И сжалось.
Свет, который окружал Андрея рванулся в него, и от его рук – вовне. Он распался на лучи и липкие омерзительные комки испарились. Но свету этого оказалось мало – и он потек дальше, он скользил вперед и Андрей видел, что вокруг склизких комков становится больше. Они оказывались на других людях, на пациентах. Они пили их, паразитировали, сживались с ними.
И свет уничтожал их.
Хирургически точно – только эту непонятную гадость, только то, что напугало самого Андрея одним своим наличием.
Удар сердца оглушил Андрея.
Он пошатнулся, машинально схватившись за край стола левой рукой, соскользнул, попытался удержаться, но не смог, и рухнул на пол, чудом не запутавшись в проводах и трубках капельниц.
Первое, что услышал Андрей, вынырнув из темноты беспамятства, был голос главного врача. Слова хирург разобрать не мог - Лямцев говорил тихо, но понял, что речь идет о нем самом.
Андрей открыл глаза, поморщился, когда понял, что лежит на диване в ординаторской, освобожденный от перчаток и маски. Рядом на стуле стоял стакан с водой. Неподалеку от него, за столом, сидела невропатолог, а еще чуть дальше – любимая «наседка» всего отделения – старшая медсестра Наиночка. Или Мама Ина.
Мужчина сел и удивленно огляделся – он уже понял, что, скорее всего, потерял сознание (но от чего? Что его так оглушило?) в операционной – но чувствовал он себя на удивление хорошо. Слабости не было, и Андрей легко поднялся с постели.
И тут же сел обратно.
На Маме Ине он увидел те же самые склизкие гадкие зелено-серые комочки, которые тонкими хоботками впились в её шею и руки. Но сама медсестра не замечала их, продолжая спокойно размешивать в чашке с чаем сахар и смотреть в небольшой монитор компьютера, где крутилось какое-то видео.
Андрей моргнул. Потом еще раз, пока не понял, что склизкие комочки никуда не собираются пропадать. Перевел взгляд на невропатолога (как же ее? Света? Валя?) и увидел такой же комочек на её плече.
Стало страшно: так и сходят с ума. Андрей снова встал, аккуратно подошел ближе, рассматривая неизвестное существо, или, скорее сущность и прищурился. Света (или Валя?) подняла голову:
- Вам лучше?
- Да… - он порывисто кивнул и стремительно вышел из ординаторской, стараясь не смотреть по сторонам, потому что он итак видел, что на всех… буквально на всех вокруг были эти склизкие штуки. А ком-то совсем мало, по одной, на ком-то так много, что живого места видно не было. И люди шли, сидели, лежали, словом, вели себя как обычно, не замечая тварей, что присасывались к ним.
- Я схожу с ума. – пробормотал Андрей, врываясь в раздевалку и поспешно скидывая халат.
Или он уже сошел с ума и это галлюцинация?
- Андрюха, а я обыскался! Слушай, я билеты достал…
- Не сейчас, Глеб, - Порохов накинул пиджак, переобулся и, повернувшись, хлопнул друга по плечу, предусмотрительно там, где не сидело никого. – Я тороплюсь.
К психиатру? Только не в больнице, тут слухи быстро расходятся. Есть пара знакомых, в частных клиниках, они проверят и поймут. Надо провериться и провериться обязательно.
Но сначала – домой.
Андрей выскочил из больницы, сбежал по ступенькам и, спустя минуту завел двигатель автомобиля. Замер, закрывая глаза и успокаиваясь. Потом открыл, всплыло в мозгу никогда ранее не нужное «…предметы раздваиваются…» и Андрей увидел сторожа, увидел комочки на нем – три, и все в области сердца – а потом надавил на один глаз пальцами.
Отпустил.
Окружающее пространство поплыло, раздвоилось на короткое мгновение, выявляя ложное и истинное.
Комочки тоже раздвоились.
В холодильнике стояла початая бутылка хорошего рома, там же нашелся лед.
Андрей налил себе половину широкого стакана, кинул несколько кубиков замерзшей воды и сел в кресло. Подумав, закинул ноги на журнальный столик и закрыл глаза.
В квартире было пусто и тихо. За стеной, у соседей ворчал телевизор, наверху бегала из угла в угол собака, за окном шумели дети на игровой площадке, и это не давало Порохову соскользнуть в панику окончательно.
Андрей попытался припомнить, что и как произошло. А, главное, почему? Что с ним творится? Если комочки слизи с хоботками не галлюцинация – то что? Если галлюцинация, то очень сильная… И почему такая странная?
Всё началось во время операции, когда пациент очнулся и впал в панику. С другой стороны, его панику Порохов даже понимал – мало кто останется спокойным, лежа с разрезанным животом. Еще и после наркоза – Андрею доводилось лежать на операционном столе самому, и он отчетливо помнил, что ему под наркозом снился сон – что его сломанная нога – всего лишь сон. И он рассказывал матушке с утра о том, что «приснится же такое, ногу сломал!», а потом очнулся в больнице.
Впрочем, с того момента Андрей иногда задавался вопросом – а что было на самом деле реальностью? Может быть, он всё еще спит?
Солнце заглянуло в окно, сквозь полупрозрачные шторы, легло на ковер косыми линиями, и Андрей посмотрел на экран мобильника. С момента неудачной операции прошло два часа. Полчаса дороги… значит, он был в отключке чуть больше часа. Как-то долго для простого обморока на нервной почве.
Палец скользнул по стеклу, набирая код, а потом Андрей приложил телефон к уху, слушая длинные гудки.
- Я слушаю.
- Марина? Привет, это Порохов.
- Да, я узнала. Как ты? – голос в трубке потеплел, перетекая от официального к неформальному.
- Ну, нормально. Только можно я к тебе загляну на днях?
- У меня ремонт дома, я…
- Я к тебе по твоей специальности.
Повисла пауза, потом Марина очень спокойно спросила:
- Что случилось?
- Да так… Хлопнулся в обморок посреди операции. Хочу на всякий случай пройти по врачам.
- И начать с психиатра?
- Там пациент очнулся от наркоза на грыжевой операции. Так что у меня стресс.
- Ладно, давай тогда завтра подъезжай…Часикам к одиннадцати. Будешь?
- Да.
Андрей нажал красную кнопку отбоя звонка и, подумав, выключил телефон.
Закрыл глаза.
Лед медленно таял в нетронутом роме.
К ночи Андрей был пьян – не спиртным, а странным тягучим и очень неприятным чувством того, что он что-то упустил. Забыл, и теперь не может вспомнить. Он лениво приготовил себе ужин, потыкал вилкой в разварившиеся пельмени, потом притянул к себе ноутбук, заходя в интернет и с облегчением видя, что на фотографиях у людей нет склизких тварей.
И полез изучать вопросы галлюцинаций, обмороков и видений.
Пару раз он пытался описать поисковым системам свои ощущения, но от «вижу на людях серые комочки» поисковики ударялись в панику и предлагали все, что угодно, кроме того, что нужно. Поначалу Андрей внимательно изучал форумы и страницы, в надежде найти хоть что-то подобное увиденному, он вгрызался в обрывки информации и… понимал, что ищет не там.
Следом пошли запросы по психиатрии и в этот момент Андрей понял, что не может понять, что было ровно в те несколько секунд перед темнотой беспамятства? Вероятно, там что-то происходило, но что?
Порохов вставал и снова садился, он ходил из угла в угол, пробовал закрывать глаза и вспоминать, поминутно, посекундно ту операцию, но последнее, что он отчетливо видел – это перекошенное от страха лицо пациента. И склизкая мерзость на его виске.
Андрей прошел на кухню, нашел в «аптечке» снотворное, изучил инструкцию – на всякий случай – и выпил две таблетки.
Поставил механический будильник и лег в постель, почти сразу забываясь тревожным сном.
- Скотина! – Дина оказалась слишком шумной и слишком неожиданной. Андрей открыл глаза и успел увидеть, как меняется лицо девушки со злого на озадаченное.
- Ты чего телефон отключил? Я не могла дозвониться, волнуюсь… - Дина остановилась около журнального столика с бутылкой рома и стаканом, в котором давно растаял лед, смешавшись с любимым напитком пиратов.
Утро не принесло облегчения.
До звона будильника оставалось несколько минут, и Порохов протянул руку, освобождая пружину. Потом тяжело сел, стараясь не смотреть на девушку. Потому что на ней, присосавшись к основанию шеи, тоже сидело то самое существо, которое он теперь видел на всех.
- Я плохо себя почувствовал во время операции. Ушел и лег спать… - Адрей встал, нашел трубку мобильного, отключил «авиарежим» и посмотрел на девушку. Улыбнулся.
- Иди сюда.
- Я же волнуюсь! – Дина постояла, а потом шагнула к нему, обнимая, прижимаясь и Порохов, скрыв гримасу омерзения, попробовал спихнуть серо-зеленый комочек с девушки. Тот отлепился с влажным чавканьем, сваливаясь на пол и там замирая.
Андрей подхватил Дину на руки и, не слушая вопросов, возражений, не обращая внимания на ее попытки вырваться, понёс в душ.
- Ну, погоди, ты… - Дина сдалась у самой двери и уже не хотела покидать уютных объятий, - Но обморок – это серьезно! Надо сходить к врачу.
- Я записался.
- Врешь!
Он прикусил мочку её уха и скользнул руками по плечам, освобождая Дину от одежды. Усадил на край ванной, потянулся, открывая воду. Горячая струя ударилась о белую эмаль, рассыпалась брызгами и напомнила Андрею о чем-то, что было вчера. Мелькнуло короткое мгновенное видение – всё белое, светящееся – мелькнуло и исчезло. Он встряхнул головой и попытался не думать ни о чём.
- Не вру. На одиннадцать назначено.
- Какого года?
Андрей поймал её губы, прекращая расспросы, и в следующие полчаса был абсолютно счастлив.
Потом они пили кофе на кухне, и Дина не сводила озабоченного взгляда с Андрея, но молчала, не спрашивая ни о чем. Без четверти одиннадцать он подскочил, сдёрнул с вешалки рубашку, на ходу застегиваясь, кивнул девушке:
- После врача позвоню.
- Я поеду с тобой. – Дина встала.
- Слушай, я не маленький, давай не будем?
Дина поджала губы и встала. Подошла к раковине, методично собрала грязную посуду и включила воду.
Самым главным было не смотреть по сторонам. Не оглядываться, не замечать всюду этих тварей. На всех людях. Если они не исчезли даже с утра, если они до сих пор ему видны – может быть, они на самом деле есть?
Нет. Нельзя даже допускать такую мысль, потому что это первый шаг в самое настоящее сумасшествие.
Андрей свернул на широкий проспект и поймал «зеленую волну». Несясь в крайнем левом ряду по просторной дороге, он задался простой мыслью, которая почему-то до сих пор не пришла к нему в голову: «Если я вижу ЭТО на других, то почему не вижу на себе?».
Машина вильнула, когда Порохов осознал, что он не смотрел, и стало страшно даже попытаться глянуть в зеркало. Он оглядел руки, грудь, живот. Коснулся ладонью шеи, потом все-таки, повернул зеркало заднего вида так, чтобы видеть свое отражение и прищурился.
На нём не было никого и ничего лишнего. Разумеется, это ничего не значило, но можно было добавить это к ранним наблюдениям.
Говорить или нет о комочках Марине?
Андрей потер переносицу, включил «поворотник» и перестроился в правый ряд. Решать не хотелось, но надо было. Порохов приветливо кивнул охраннику на стоянке – они были знакомы – и заехал на территорию больницы. С каждым шагом миг, когда придется принимать решение, был всё ближе. И Андрей попросту опасался того, что его карьере конец. Даже если Марина найдет лекарство от этих галлюцинаций, вовсе не факт, что его допустят к хирургии.
Пожалуй, сначала стоит в принципе проверить свое состояние. По всем тестам, по всем вариантам, но не говорить о том, что он видит. В конце концов, если с ним что-нибудь не так, то тест обязательно это выявит.
А если с ним всё нормально и эта дрянь – его новая реальность?
Андрей покрутил в пальцах ключи от машины, нажал на брелок, и, дождавшись утвердительного сигнала от машины, открыл двери больницы.
Если эта дрянь реальна – то об этом он подумает потом.
В кабинете было светло и уютно. Кушетка, кресло для посетителей, несколько тумбочек, книжный шкаф и стол, с моноблоком, на котором Андрей рассмотрел модный логотип - настраивали на серьезный лад. Несколько картин на стене – выдержанных в одном стиле, подобранных со вкусом и имеющих на себе подпись современных художников показывали, что здесь получали помощь те, кто уже давно забыл, что такое ездить на метро. Дизайнерский ремонт, хороший ковролин на полу, утонченные бра и светильники – здесь не скупились на впечатления и Марина, полненькая улыбчивая блондинка сидящая в кресле за столом словно завершала картину идеального кабинета психиатра. Врача, который поможет и к которому не стыдно обратиться.
Андрей зашел после короткого стука тепло улыбнулся женщине:
- Извини, задержался.
- Ничего, - Марина бойко записывала что-то в объемную тетрадь, - Я как раз успела набросать план новой главы.
- Над чем трудишься? – Порохов занял кресло и теперь быстро пролистывал сообщения на телефоне, пришедшие за последние сутки. Иногда полезно остаться без связи – сразу становится ясно, кому ты действительно нужен. Он удалил спам из почты и отложил мобильник. Марина закрыла тетрадь, потянулась и встала, чтобы сделать чай.
- Книгу пишу о биполярных расстройствах.
- Для своих?
- Научно-популярную, скорее. Заказ пришел от одного издательства. На них недавно в суд подали за книжонку от какого-то доморощенного «психолога»… «Что такое «мдп» и как с ним бороться» - как-то так называлась. Так человек прочитал и вышел в окошко. Родственники пошли в суд, а издательство вышли на меня и заказали нормальную книгу на эту тему. Уж не знаю, что они этим доказать хотят…
Андрей хмыкнул:
- Странные люди. Им бы адвоката хорошего нанять и молиться, чтобы экспертиза не нашла нарушений.
- Не поможет. Я читала этот бред. Там любой интерн камня на камне не оставит от информации, не то, что экспертная комиссия.
Перед Андреем возникла чашка с горячим зеленым чаем, он вдохнул аромат и прикрыл глаза.
- Ну, сами виноваты. Сколько сейчас этих книг… «Как стать крутым мачо», «Как воспитать сына-подростка»… В общем, макулатура.
- Согласна. – Марина села на свое место, развернула шоколадную конфету, но есть не стала. Внимательно посмотрела на Андрея:
- Рассказывай.
- Не знаю, что сказать. Мне нужно удостовериться, что я в порядке.
- Ты знаешь, что нет здоровых…
- … Есть необследованные. Знаю. – Порохов спрятал телефон в карман и оперся локтями о стол, положив подбородок на переплетенные пальцы, - Я готов сдаться на любое обследование. Лучше всего, если это будет полноценная экспертиза.
- Анализы…
- Вся моя бренная тушка в твоем распоряжении. Но я хочу знать, что я действительно психически здоров.
Марина развернула вторую конфету, положила к первой и очень серьезно кивнула:
- Хорошо. Тогда предлагаю, начать с самого простого.
Самое простым, как ни странно, оказались тесты. Андрей отвечал честно, расковано, быстро, без проблем. Марина что-то отмечала в своей тетради и кивала. Потом посмотрела на Андрея:
- Ну, по Роршаху у тебя все в норме. По Люшеру стресс есть, и довольно сильный. Вот направления – сдашь все анализы и тогда приезжай снова.
Андрей взял бумажки, пробежался взглядом – кровь, моча, кардиограмма, энцефалограмма, магнитно-резонансная томография… Муторно, дорого, но он не хотел жалеть денег на то, чтобы понять – почему он видит этих тварей. Потом предстояла встреча с экспертной комиссией, снова тесты, вопросы, беседа… Но именно этого Порохов и хотел. Он был готов отвечать на все вопросы почти честно, зная, что эти люди раскопают в нем самом даже то, что он хочет скрыть. Либо он болен…
Второй вариант Андрей не обдумывал. Что он будет делать, если эти твари окажутся реальными – он не знал.
Тепло попрощавшись с Мариной, Андрей вышел из клиники, сел в автомобиль, и, подумав, достал телефон. Набрал номер Виктора, дежурного хирурга. Пока ждал ответа, достал из «бардачка» упаковку влажных салфеток, протер руки и как только услышал заспанный голос в трубке, сказал:
- Спасибо, Витя.
- За что?
- За того, с грыжей. Что подхватил операцию.
Удивление в паузе Андрей почувствовал интуитивно. Почувствовал и замер, предчувствуя, что сейчас услышит то, что ему не понравится.
- У меня грыжи вчера не было. Андрей, ты, что ли? Шутишь, не дамся! Чай, не первое апреля!
- Не было? – Верить в это отчаянно не хотелось.
- Не было. Слушай, кончай мне мозги дурить. – Виктор зевнул, - Я знаю, что у тебя были вчера проблемы с этим проснувшимся, но не настолько же, чтобы ты меня теперь к нему приплетал.
- Извини, - не стал спорить Порохов, нажимая кнопку отбоя. Невидящим взглядом посмотрел на ворота клиники перед собой. Завел двигатель.
Пожалуй, если даже Виктор его и разыгрывает, то запись о подмене должна была остаться в больнице. Стоит это проверить.
* * *
- А там светофор!
- И что? – светловолосый довольно высокий и крупный мужчина откинулся на спинку стула и покачался на нем, - Надо было просто притормозить, и попала бы в «зелёнул волну».
Сидящая напротив него девушка фыркнула и отвернулась.
Комната, где расположились Дикий и Птаха была небольшая и ровно половину комнаты занимали коробки. Разнообразные, маленькие и большие, цветные и обычные, картонные, заклеенные скотчем и перевязанные бечёвками, они громоздились от пола до самого потолка, в три ряда, почти вровень с косяком двери и прикрывая часть окна, впрочем, закрытого плотной шторой. На второй половине стоял небольшой стол и два стула. Птаха – невысокая худенькая девушка с короткой стрижкой, помешивала в чашке кофе, косясь на напарника, а тот, рассматривал коробки.
- Ладно, не дуйся, - миролюбиво предложил он, - Скажи, на кой нам этот хлам?
- Сам ты хлам. А это – архив. – она покосилась на ряды картона, - Неразобранный.
- Вот. – Согласился Дикий, отпивая из широкой чашки зелёный чай, - Но он нам разве нужен?
- Тебе скучно?
- Ага. – Мужчина снова качнулся на стуле. – Какой смысл охранять то, что никому не нужно и уж точно сюда они не сунутся?
Птаха села на второй стул, сделала глоток кофе, поморщилась, добавила еще ложку сахара и улыбнулась.
- Соскучился по нормальному противнику?
- Да. Я вчера десяток Прилипал согнал. Веришь – легче не стало.
Девушка кивнула:
- Верю.
Веселая мелодия и дребезжание виброрежима заставили Птаху подпрыгнуть в поисках телефона и она извлекла его из кармана наброшенного на спинку стула пиджака.
- Да! – девушка посмотрела на Дикого, слушая кого-то в трубке, и, не говоря ни слова в ответ, нажала отбой.
- Дело! Чёрный приходил, сказал, что у нас Маньяк с вероятным перерождением!
Мужчина склонил голову набок, несколько мгновений помолчал, потом широко улыбнулся:
- Отлично!
- Что отлично?! – Тут же шикнула на него Птаха, натягивая пиджак и поспешно допивая кофе, - Маньяк, понимаешь? Третий в четвертую – а мы пропустили!
- Пропустили – тем интереснее. Его уже вычислили? – Дикий, который всё это время сидел в кожаной куртке, встал, потянулся, аккуратно подставил стул к столу и посмотрел на девушку. Птаха замерла, пятерней взлохмачивая свои волосы.
- Нет, не вычислили. В том-то и проблема.
- Радиус?
- Триста миль.
Дикий присвистнул:
- Плохо.
Птаха схватила с одной из коробок свою сумочку, нащупала там ключи от кабинета и от машины и, приподнявшись на цыпочки, похлопала напарника по плечу:
- Ничего, ты его найдешь.
- Почему я?
- А кто?
Дикий нахмурился, но возразить было нечего. В команде Зрячих именно он был одним из самых сильных аналитиков и умел вычислять врага. Правда, он терпеть не мог процесс поиска, но Берна не было в городе, а ждать… Ждать было нельзя.
Листва шелестела от ветра и этот звук успокаивал. Не очень удобная раскладная кровать, довольно мягкий матрас, простынь, вместо одеяла – это вместо привычной широкой постели и ортопедического матраса. А ещё тумбочка у окна, шкаф, в который с трудом вмещается одежда трёх человек, письменный стол, заваленный бумагами, обрезками разноцветной ткани, сдувшимися или не надутыми еще шариками, ручками, красками – и под всем этим нужным хламом валяется телефон. Наверное, опять разряженный.
За окном – деревья, чуть дальше – поляна, на которой так удобно утром разминаться, потом песок – чистый, золотой и очень горячий. И вода.
Чёрная ночью, кипящая волнами и пеной, и зеленовато-голубая, гладкая – днем.
Андрей потянулся, открыл глаза, несколько минут изучая голубое небо, что проглядывало сквозь кружево листьев и веток в окне, и улыбнулся.
Позади, там, где-то в родном большом городе осталась работа, там же забылись тесты – долгие, тщательные, не выявившие в нем отклонений от нормы – там осталась Дина, отказавшаяся проводить единственный отпуск в году так, как он хотел его провести. И ладно.
Когда Порохов понял, что он не сумасшедший, что странные комочки слизи, которые видит только он – реальны, когда он убедился в том, что тот случай в операционной дал ему новый взгляд о мире, то он успокоился. Прекратил паниковать, крепко напился и с утра проснулся с удивительно ясной головой и пониманием: раз он нашел что-то новое и не изученное, то это надо изучить.
Он извинился перед главврачом за свое странное поведение, почти месяц проводил начальные исследования в собственной больнице и вывел вполне стройную теорию о том, чем же эти твари - про себя он их уже давно именовал «Слизнями» - являлись.
Слизни были паразитами. Простейшими формами жизни, которые возникали из пустоты – или их появления не было заметно взгляду Андрея – и питались они страхом. Чем больше человек боялся, тем больше Порохов видел на нем Слизней. И когда появлялись Слизни – человек обычно боялся гораздо больше. Немногие могли убрать с себя паразитов, но стандартно Порохов встречал не более одного-двух «комочков» на человеке.
Больше – на пожилых, больных или очень затюканных жизнью. И почти не встречал на детях. Возможно, дети просто не умели так бояться, чтобы Слизни ими интересовались. Возможно, у детей был иммунитет. Возможно, была еще какая-то причина и пока Андрей её не знал… Однако, увидев в один из дней в середине июня полный «выводок» детей – загоревших, довольных – высыпавших из автобуса с логотипом какого-то детского лагеря, хирург понял, что упустил из виду явно что-то очень важное. На этих детях, на всех и каждом сидело не меньше Пяти слизней.
Поначалу Андрей даже подумал, что ему чудится, что он сейчас видит нечто совсем уже из ряда вон выходящее. Но проверяя Слизней на других – на себе Андрей их по-прежнему не видел, Слизни к нему не присасывались – он понял, что все у него со зрением в порядке. А вот у детей со своими страхами – нет.
Вакансия врача в лагере оказалась закрыта, зато вожатым Андрея взяли без разговоров. И, подписав нужные бумаги, выбив отпуск на три недели, собрав сумку, Порохов сел вместе с ватагой чистой, не испорченной Слизнями ребятни, на автобус и ровно первого июля отбыл в лагерь на море.
Чтобы там отыскать ответы на свои вопросы.
Завтрак начинался в девять и к этому моменту Андрей умудрялся собрать всех «своих» детей перед входом в столовую, построить, пересчитать, проверить вымыты ли у них руки, и отправить мыть руки тех, кто этого не сделал.
У Порохова собственных детей не было, не было даже племянников, с которыми можно было бы получать опыт, но он интуитивно чувствовал, что и как надо сказать этой ораве десятилетних мальчишек и девчонок, чтобы они начали слушаться. Не за страх слушаться, а за интерес.
Первые дни Андрей привыкал к распорядку дня, к обязанностям, к свежему воздуху и жаркой погоде. Потом втянулся, без проблем поднимался в шесть утра, ложился после полуночной планерки и обхода «домиков», засыпал мгновенно, чтобы на следующий день круг повторился. Это было очень размеренное существование, несмотря на то, что в первую субботу Андрею пришлось накладывать шину на сломанную ногу – мальчишка из старшего отряда забрался на крышу и не удержался там – а во вторник – два аккуратных шва после знакомства девочки с забредшим на территорию бродячим котом.
После таких подвигов, о нем уже весь лагерь знал и бегал с разными вопросами куда чаще, чем в медпункт к пожилой ворчливой Наине Михайловне. Андрей качал головой, отправлял часть страждущих в белый дом с красным крестом, а некоторым помогал сам, потому что самым распространенным диагнозом было «воспаление хитрости» перед обязательной вечерней пробежкой – направленность лагеря на здоровый образ жизни давала о себе знать.
И за этой рутиной, которая на самом деле пестрела новыми впечатлениями, детским смехом, постоянными событиями и подготовками к ним, Андрей никак не мог поймать момент, когда некоторые дети оказывались во власти Слизней. Дети были все время разные, разного возраста, из разных отрядов и видя их Порохов раздумывал – как бы узнать, что произошло накануне и не мог придумать никакого правильного вопроса. Видя Слизней, изучая их и страх, который их притягивал, Андрей постепенно сам научился понимать его градации и оттенки. И тут не было ничего такого, что могло бы позволить спросить: «Ты боишься?». Не было ни малейшего намека на событие или осознанный яркий страх. Страх был подсознательный, но он был и именно этот страх оказался не по зубам Порохову. Что его породило? Что же такое постепенно пугает детей, но так, что они и сами не понимают, насколько боятся?
Андрей сидел за завтраком, посматривал на календарь, висевший на дальней стене столовой, на котором кто-то из персонала зачеркивал прошедшие дни и думал о том, что половина смены прошла, а он так и не приблизился к разгадке…
- Андрей, а что это?
Порохов развернулся к девочке. Его несколько коробило непривычное «Андрей», вместо имени-отчества, но он уже почти привык. В этом лагере вожатых называли только по имени – детям так было проще раскрепоститься – и мужчине пришлось смириться с правилами игры.
Невысокая даже для своего возраста Алина протягивала в ладошках Андрею нечто непонятное, но на первый взгляд напоминающее то ли голыш довольно крупный, но… мятый? То ли яйцо странной, продолговатой формы. Через несколько мгновений Андрей понял – действительно яйцо, но, судя по форме – рептилии. Он аккуратно взял «что это» в руки, повертел, понял, что скорее всего, оно целое и сказал:
- Это яйцо.
- Чайки? – Алина серьезно посмотрела на Порохова, и тот покачал головой:
- Скорее всего, змеи или ящерицы.
- А, может, дракона? Маленького!
- Может быть. Но скорее всего, змеи. Хотя, я если честно, не очень хорошо разбираюсь в рептилиях.
Алина задумалась, потом вздохнула:
- Мне не разрешат его оставить? Я бы за ним ухаживала.
- А где ты его нашла?
- Вон там, у забора! Ну… Там есть небольшая дырка в стене, а потом под корнями увидела – что-то вот светлое. И нашла!
- Придется вернуть и не ходить туда больше. Вдруг там змея ядовитая оставила яйца? И она тебя укусит.
- И я умру? – судя по восторженному тону, опасные игры Алине нравились.
- Нет. Но будет очень и очень больно.
- Больно не интересно. – Девочка поковыряла носком босоножки траву у края дорожки и вздохнула, - Хорошо, я не буду туда ходить. А ты мне сказку расскажешь?
- Сказку? – Андрей удивленно посмотрел на юную собеседницу, - Мне казалось, что ты уже… несколько взрослая для сказки. Несколько дней назад ты именно так и ответила, когда я раздавал книги для чтения.
- Для тех сказок – да. Но говорят, что во отряде «Светлячок» вожатый рассказывает классные сказки, но не всем, а только тем, кто хорошо себя ведет. Но я-то в твоем отряде и даже если буду себя хорошо вести – сказку не услышу. Но может, ты можешь рассказать?
Андрей, подумав, пошел в ту сторону, где юркая Алина нашла дыру в заборе, по пути раздумывая над ответом. И над тем, что часть детей из «Светлячка» действительно была буквально окутана Слизнями…
- Я не умею рассказывать сказки, Алина. Но я могу поговорить с Мишей и он тебя возьмет на рассказывание сказок. Хочешь?
- Правда?
- Правда. Если ты мне пообещаешь больше и близко не подходить к этой дырке в заборе и не брать змеиных яиц.
- Обещаю!
- Тогда – поговорю.
Андрею пришлось встать на колени, чтобы пролезть в дыру между двух металлических столбов, из которых состоял забор. Столбы явно были тщательно расшатаны, чтобы их развести в стороны кто-то приложил массу усилий и мужчине это не понравилось. Надо было сообщить в дирекцию лагеря, но это всё потом…
Он скользнул за ограждение, там быстро нашел дерево – самое близкое, с явно заметным расширенным детскими руками провалом меж корней. Пошумев, пошуршав по траве рядом с лазом, Андрей присмотрелся и увидел в уютной норе припорошенные землей другие такие же «голыши». Выдохнул – змей он опасался – и аккуратно опустил яйцо к остальным. Быстро вынул руку и встал:
- Теперь – пойдем, поговорим с Мишей. Только сначала надо руки помыть…
Глядя на весело скачущую впереди девочку, без единого Слизня, которая пока ничего настолько не боялась, чтобы привлечь этих уродливых тварей, Андрей размышлял. Не могут ли сказки влиять на детей настолько, чтобы страх проникал в подсознание детей и так уже кормил Слизней? И почему тогда Слизни то появляются, то исчезают с одних и тех же детей?
С этим была связана загадка, и Андрей чувствовал, что нащупал след. Ему не было стыдно ставить эксперимент на ребенке – он давно научился сбивать и уничтожать Слизней. Это требовало сил, это было, по сути – бесполезно, потому что твари появлялись обратно с пугающей быстротой, но Андрей твердо знал: если на Алине появятся Слизни, то он их с нее уберет. Компенсирует причиненный вред.
Руки он мыл машинально и так как привык за годы учебы и практики – до локтей, тщательно и потому не сразу понял, почему стихло щебетание Алины, что обычно говорила не переставая. Он посмотрел на девочку, а она вздрогнула, отвела взгляд.
- Ты… Вы странно мыли руки. Почему так сильно? Вам не нравятся змеи?
- Нет, просто я врач. Я так привык, - Андрей стряхнул воду с кистей и улыбнулся девочке, а она только серьезно кивнула:
- Я тоже хотела стать врачом.
- И почему передумала?
- Врачи не могут никого спасти.
Порохов выгнул бровь, собрался уточнить, что девочка имеет в виду, но она внезапно схватила его за руку:
- Вон! Миша! Пойдем говорить?
Андрей вздохнул. Ощущение, что он только что упустил нечто важное, прочно поселилось в его мыслях. Но Алина уже сама умчалась вперед и вернуть разговор к вопросу врачей и спасения было невозможно.
Следующий день был такой же, как и предыдущие. Ранний подъем, скорый перекус – вожатым предстояло сначала обойти «домики», проверить детей, потом собрать всех на зарядку… В общем, настоящий завтрак наступал обычно часа через полтора после пробуждения и потому Андрей, тщательно следивший за своим питанием, предпочитал выпивать йогурт или перехватывать пару бананов с утра.
Затем различные культурные мероприятия, в обязательном порядке включающие в себя разнимание спорщиков, ответы на три сотни вопросов, осмотр желающих проверить помнит ли вожатый на какую ногу «больной» хромал вчера, посещение секций, репетиции выступлений – в лагере был принцип: «ни дня без события» - и многое другое. Потом купание, душ, обед, тихий час – в самое жаркое время и уже после полдника еще одно купание – если позволяла погода – и концерты, конкурсы, спектакли… Скучать не приходилось, но Порохов то и дело ловил себя на мысли, что ждет вечера. Ждет времени, когда Алина пойдет слушать сказку и, главное, ждет возвращения девочки с «посиделок» Миши. Ему не терпелось убедиться в собственной теории или опровергнуть ее. Он подумывал и сам присоединиться, посмотреть своими глазами, что же происходит с детьми, почему их начинают видеть Слизни, какой страх они раскапывают в юных человеках. Он был уверен, что идет по правильной дороге, что сюда его вела сама судьба – чтобы помочь разобраться в том, что он начал видеть. Оставалось понять – почему судьба выбрала его.
Избранным Андрей себя не считал, но и не спорил с очевидным: в чём-то он был особенный. В чем он особенный, и насколько эта особенность была действительно полезной, Порохову еще предстояло выяснить. И вот вокруг этого – вопросов, ответов, вопросов без ответов и ответов на незаданные вопросы – состоял весь сегодняшний день хирурга.
Только вечером, после ужина, отправив Алину с Мишей, мужчина чуть выдохнул, минут пять посидел на поваленном дереве около пляжа, послушал волны, пока его напарница – бойкая полноватая Леночка – собирала ораву детей.
Море его успокаивало. Море, даже такое – рокочущее волнами под низким небом, тяжелое, пенное, черное – было его равновесием. Андрей даже не подозревал об этом, пока не приехал сюда – зато теперь понял и приходил к морю тогда, когда мыслям требовалось проясниться, а чувствам – улечься.
По песку юрко скользнула некрупная змея, и Андрею показалось, что именно она оставила под корнями ту кладку. Но проверять не хотелось – да и как бы он проверил?
- Привет.
Голос справа, раздавшийся, казалось, из ниоткуда, заставил Порохова вздрогнуть. Рядом на дерево присела Настя. Анастасия Федотовна, старшая вожатая, потому обзаведшаяся отчеством, в придачу к имени.
- Привет.
Настя некоторое время молча сидела рядом. Потом коснулась ладонью ладони Андрея. Мужчина косо глянул на девушку, но та не смотрела на него – изучала скользящий на пределе видимости парусник.
- Мне сказали, что ты – хотел устроиться сюда врачом.
- Было дело.
- Зачем?
Пальцы Насти были теплые, сухие, гладкие – она явно не пренебрегала косметикой. Андрей, подумав, легко сжал их и чуть улыбнулся:
- На море захотелось.
- Поехал бы как все – в отпуск. В отель. С девушкой.
- Как все – не хотел. Я никогда раньше не был в детских лагерях. Захотелось посмотреть – как это. Но… смог не как ребенок. Я же врач – вот и хотел врачом.
- А место занято.
По предплечью Насти скользил Слизень. Скользил вниз, к сплетению их пальцев, присасываясь к явно заметной сейчас линии страха у девушки.
«Чего она боится? Меня?»
Слизень раздражал Андрея, но он не мешал ему. Ему было интересно – что будет, когда тварь доползет до их пальцев?
- Занято. Я решил поехать вожатым.
- И как девушка отнеслась?
- Мы поругались.
- Расстались?
Слизень скользнул к запястью Насти, спустился совсем низко, протянул тонкое щупальце к пальцу Андрея и тут же сморщился, отдернулся, перетек обратно на плечо девушки. Андрей резко, на которое мгновение оскалился и Слизень сжался в точку, исчезая. Других на Насте не было.
- Нет.
- Жаль, - неожиданно тепло улыбнулась ему Настя и соскочила с дерева. – Там сейчас начнется дискотека.
- Да, за детьми надо присмотреть.
Андрей тоже встал. Помолчал, поймал взгляд зеленых глаз Насти, шагнул вперед:
- Ты хорошая. Правда.
- Но быть хорошей мало.
- Не всегда.
Он наклонился, легко касаясь губами её щеки. Положил ладони на плечи и притянул к себе, обнимая:
- Ты очень хорошая. Но мой путь – не рядом с тобой.
Сказал – и сам понял. Его путь – совсем не рядом с кем-то. Во всяком случае, не рядом с кем-то, кто не видит этих мерзких тварей, что питаются страхом.
Андрею самому на мгновение стало страшно.
Птаха сосредоточенно изучала замысловатый узор на деревянном столе. Узор был выжжен на полированной поверхности и более всего по своему строению напоминал мандалу, но, разумеется, не был ею. Рядом со столом – большим, добротным – стояли несколько стульев, на которых лежали мертвые люди. На людей Птаха не обращала внимания – их она изучила, и они больше не представляли для Зрячей интереса. Во всяком случае – пока. Оставалось понять, за что убили именно их, но Птаха уже догадывалась…
- Смотри, - она обернулась на Дикого, и поманила мужчину к себе, - Вот тут, - тонкий палец девушки указал на пересечение нескольких кругов, - есть капля крови. Интересно – случайно попала или часть узора?
Дикий почесал переносицу.
- Еще интересно – его кровь или их? – Он прошелся вокруг стола, тоже разглядывая узор со всех сторон.
- Узнаем потом из доклада полиции…
Комната, где убили троих людей была небольшая, порядком захламленная, давно не подвергавшаяся ремонту, впрочем, как и вся эта «однушка» на окраине города. Типовая девятиэтажка, тоже не баловала своим внешним видом и внутренним содержанием – прокуренный, разрисованный подъезд, мусор, грязный пол – Птаха едва сдерживала свое желание сжечь все, что валялось на лестнице и около некоторых дверей. Не было бы жалко сил – и сожгла бы.
- Это его третья такая квартира. Как думаешь, в чем его цель?
- Перерождение.
- Это понятно. – Птаха поджала губы, - Но их уже двое. Ищут третьего?
- Сила Палача напрямую зависит от количества прежних порождений, - кивнул Дикий, - А тут… Похоже, он ищет. И не только третьего, но и четвертого.
Мужчина сел на край стола – аккуратно, чтобы не коснуться рисунка и указал на один из трупов – молодую удивительно некрасивую девушку, которую Маньяк убил быстро – вонзил нож в глаз до самого основания.
- Она – не только Зрячая. Она – Упырь. Вторая категория. Понимаешь? Мне никогда не приходилось раньше встречать Маньяка, который бы охотился не просто на Зрячих, но и на Сущностей.
Птаха провела пальцами по рисунку. Помолчала:
- Ты хочешь сказать, что мы встретили нечто необычное?
Девушка на самом деле не так давно была вместе с командой, хотя и открыла для себя свой дар несколько лет назад. Прилежно училась, узнала уже практически всё, что может узнать новый Зрячий, но информации никогда не бывает слишком много.
Дикий взлохматил свои короткие волосы и тихо ответил:
- Сущности – это то, что испокон веков живет рядом. Питаются страхом, паразитируют на людях и растут. Но откуда они, что они такое мы не знаем. Можем лишь догадываться. Я думаю, что Зрячие – это тоже в некотором роде Сущности… Их часть. И потому Маньяки обычно получаются из Зрячих. Чаще, чем из обычных людей. Мы не афишируем это, но так оно и есть – если Упырь встречает Зрячего, который не знает о своем даре и у него получается завладеть его сознанием, то мы получаем на руки третью категорию. А дальше третья ищет двух, реже трех себе подобных и перерождается в четвертую.
- Палач… - прошептала Птаха.
- Да, Палач. – Дикий покачал ногой, - Сейчас мы наблюдаем нестандартную ситуацию. Маньяков уже двое, они явно знают друг о друге, и они продолжают поиски. Они искусственно задерживают свое перерождение и ищут. Я могу понять поиск третьего… Но они явно делают что-то еще.
- И убивают Упырей.
- Именно. Зачем им это?
Мужчина встал, прошелся, попинал упаковку от фастфуда – тут ими был усыпана половина комнаты и посмотрел на девушку:
- Надо понять что происходит. И посоветоваться с Черным.
- Может быть, они хотят сразу перепрыгнуть стадию Палача? Нашли другой способ расти?
- Из третьей в пятую? – Дикий задумался, - Звучит бредово, но и то, что происходит – странно.
- А, может, тоннельники им рассказали новый ритуал.
- Тоннельники? Нет, не верю. Им вообще нет дела ни до людей, ни до Сущностей. – Отмахнулся Дикий. Посмотрел в сторону дверей, коротко сказал:
- Полиция. Они наконец-то приехали.
И поманил Птаху за собой – на кухню. Девушка аккуратно обошла мусор.
- Но тоннельников надо проверить.
- Отстань от них…
- Я их не люблю.
- Я знаю.
Дверь резко дернулась, послышались голоса на лестничкой площадке и, спустя минуту, в коридоре оказались несколько полицейских. Они огляделись, увидели трупы в комнате, тут же разошлись по сторонам, чтобы осмотреть квартиру и заговорили по рации, вызывая подкрепление.
Никто из них не видел, что на кухне стояли еще два человека: худенькая девушка в легком топе, тонких бриджах и в кедах на босу ногу и крупный мужчина, в камуфляжных штанах, берцах и черной футболке с надписью «За ВДВ!». Двое молчали и лениво, чуть задумчиво, сбивали с полицейских комочки невнятной неприятной на вид слизи.
- Ненавижу Прилипал.
- Я знаю.
Андрей прождал девочку почти полтора часа. Он примерно знал, где Миша собирает ребят, но не хотел появляться там раньше времени. И вообще мешать. Потому прошелся по лагерю, посмотрел, все ли в порядке у детей после дискотеки – до отбоя как раз оставалось еще полчаса, время почистить зубы, переодеться, поболтать.
Андрей остановился у крайнего корпуса, за которым начинался редкий лес, всмотрелся в темноту. Там, мелькая среди листьев изредка пробивался свет костра. И оттуда должны будут скоро идти дети с Мишей. Порохов, подумав, достал из кармана пакет с орешками, сел на ступеньки – они вели на склад и в десять часов вечера вряд ли кому-то понадобится этот проход – и стал ждать.
Ветер тихо шелестел листвой над головой мужчины. Где-то над ухом звенел комар, но почему-то не торопился садиться. Порохов неожиданно для себя осознал, что с тех пор, как он видит Слизней, его ни разу не тронули насекомые. Возможно ли, что они чувствуют его силу? Его новые способности? Или он их отгоняет машинально, как Слизней?
На дорожке показался небольшой отряд детей, во главе с Мишей. Андрей моргнул и увидел, что Слизни есть на всех детях. По двое, по трое, и больше всего их на самом Мише, который держал за руку одну из девочек, глаза которой все еще подозрительно блестели.
Андрей резко встал, подходя к детям ближе. Прищурился, изучая обстановку и понял, что едва не задыхается от ярости. Он вцепился рукой в ветку ближайшего дерева, сжал, чувствуя, как обдирает кожу о жесткую кору и снова все вокруг заполнил свет, мощной волной окутывая детей и Мишу. И покатился дальше по лагерю, сжигая всех Слизней на своем пути. Отряд дружно, словно очнувшись от сна вздрогнул, Алина тут же подбежала к Андрею:
- Спасибо! Сказка была классная!
Порохов кивнул, почувствовал, как в глазах снова темнеет, сжал руку сильнее – теперь, чтобы не упасть. Пошатнулся, но тут же выпрямился. Ужасное состояние, накатив, стремительно уходило, оставляя после себя ясную голову и совершенно четкое понимание того, что он сделает завтра.
Мужчина отцепился от дерева, взял Алину за руку, кивнул Мише и молча, не говоря ни слова, повел девочку в ее «домик». Только уже у дверей, он спросил:
- Понравилось?
- Да!
Ей явно хотелось рассказать больше, но что-то сдерживало. То ли то, что Андрей не спросил… То ли что-то еще.
- Сказки были страшные?
- Ну… - она заметно смутилась, - Не совсем. ТО есть, там были злые волшебники, но их победили. Что в этом страшного?
- А Миша сам их придумывает?
- Ну… - Алина улыбнулась, - Не знаю. Я пойду, можно?
- Да… Хороших снов. – Андрей отпустил ее руку и отошел на дорожку. И тут же взгляд Порохова похолодел. Кто бы это ни был – он должен ответить за то, что делает с детьми.
С самого утра зарядил противный мелкий дождь. Дети подоставали зонтики и дождевики, вожатые в основном щеголяли фирменными ветровками и Порохов, следя за тем, чтобы его подопечные не пытались куда-то сбежать из павильона, где им надлежало учить песни для очередного выступления – а что еще делать по такой погоде? – мрачно поглядывал в сторону мокнущего леса и понимал, что без костра не будет тех самых совсем нестрашных сказок.
После обеда, когда меж облаков скользнул робкий луч солнца, Порохов проверил, все ли дети подготовились к «тихому часу» и, предупредив Леночку, пошел в корпус «Светлячков», ища там Мишу. Нашел, подождал, пока тот освободится и поинтересовался:
- Сегодня будет костер?
- Хочешь тоже прийти?
После встречи на дорожке Миша странно поглядывал на Андрея, но не говорил ничего. И не спрашивал. Порохов тоже не торопился откровенничать.
- Нет, Алине понравилось, просилась еще раз отпустить.
- А. – показалось или Миша заметно выдохнул? – Пусть приходит. «Гисметео» обещает после обеда ясное солнышко, так что лес просохнет.
- Договорились.
Не показалось. Андрей кожей чувствовал облегчение Миши от того, что его, Порохова, не будет на встрече сказочника с аудиторией. И снова он промолчал.
Вечер приближался стремительно. Действительно уже к полднику даже лужи подсохли и, обрадовавший Алину Порохов, чувствовал едва заметное возбуждение. Он сам не понял, как отсидел и конкурс красоты на «мисс и мистер второй смены» и успел поужинать. Он все делал машинально, не задумываясь, и как только начало темнеть, поймал себя на мысли что страха нет. Он не до конца понимал, что будет делать, что может там увидеть, но уже заранее принял любые последствия. Смирился с ними, и потому страха не было. Разумное опасение, что он может не справиться с тем, что заставляет детей бояться присутствовало и не позволяло рвануть сразу вслед за Алиной в сторону «костра». Но и только.
Через лес, не по тропинке, а так, чтобы его нельзя было сразу заметить, Андрей шел медленно и осторожно. Подсвечивать дорогу фонариком не рискнул, чтобы не привлекать внимания. Несколько раз споткнулся, но только в самом начале пути, а потом понял, что в лесу внезапно стало светлее. Не прибавилось цвета - как бывает при нормальном освещении, а просто он начал видеть всё, что его окружало.
К поляне, на которой горел костер и вокруг него, на гладких бревнах, сложенных по кругу, вокруг огня сидели дети, Порохов пришел через десять минут, после того, как отправил Алину. Замер в тени. Застыл, словно его заморозило. И смотрел, стараясь не выругаться от омерзения.
На поляне было пятнадцать детей. И двое взрослых. Рядом с Мишей сидел еще один человек – охранник лагеря, Андрей его раньше видел – и охранник говорил. А остальные слушали.
Охранник был человеком. И не был им одновременно. На нем, сросшись с ним, сидела огромная, похожая на дикую помесь спрута и паука тварь, и ее щупальца тянулись ко всем детям, впиваясь в их головы, питаясь страхом. И привлекая Слизней. Андрей впервые видел это. Но понимал, что тварь не делает ничего хорошего. И если Слизни только питались страхом, то ЭТО его создавало, порождало, вынуждало детей бояться, калечило их и жрало само их эмоции и чувства. Жирело прямо на глазах и становилось уродливее, меняя цвет с темно-синего на ярко-малиновый.
Порохов сглотнул. Оперся спиной о шершавый ствол дерева, раздумывая, хватит ли у него сил, уничтожить это отродье. И только тогда осознал, что несколько Слизней у детей выглядят как маленькая копия большой. Не просто комочек омерзительной слизи, а нечто с щупальцами и членистыми лапками. Они пока были крохотные, веселого зеленого цвета, но уже сидели на плечах и тянули лапы к головам детей.
Больше Андрей не медлил и не думал. Он просто понял, что он снова в операционной, что он хирург, и он выполнит свою сто двадцать вторую операцию. Отсечет лишнее, удалит злокачественную опухоль и всё будет хорошо.
Хирург шагнул вперед, хищно улыбнулся – раньше он не думал, что может так себя чувствовать – и почувствовал, как свет заполняет его руки. И от рук стремится дальше, прицельно – по большой твари.
Рассказчик замер, поднял голову, посмотрев в сторону Андрея, и Порохов почувствовал его ответный удар. Темное щупальце дотянулось до рук, оплело пальцы, перекрывая доступ свету, ударив болью по нервам. Андрей стиснул зубы, не издав ни звука, продолжил бить того. Он копил силы весь день, он понимал, что борьба не будет простой, он осознавал, как тяжело ему придется и потому сейчас не готов был уступить.
И не хотел уступать.
И не мог.
Если он дрогнет – его убьют.
Осознание пришло так четко, что Порохов резко дернул рукой, освобождаясь от хватки щупальца. Ударил еще раз. Больно, сильно, очень жестко и услышал – не ушами, разумом – визг уничтожаемой твари. Увидел, что лучи света разрезают ее на несколько частей, рвут на куски, сбивая с человека.
Слизней и мелких таких же уродцев уже не было вокруг, их просто смело силой удара, разметало в стороны. А Порохов продолжал бить тварь, словно скальпелем отсекая от той щупальца и лапы, которые тут же таяли, исчезали в темноте, растворяясь, словно их и не было.
Он победил.
Понял не сразу – привычно накатила темнота и слабость, но, когда он снова смог видеть и слышать, то на поляне уже никто не сидел. Охранник ничком лежал у бревна, дети окружили его и Мишу, который пытался хоть как-то спасти человека, а Порохов видел - спасать некого. Охранник был мертв.
Андрей медленно съехал по стволу дерева на влажную землю и смотрел на суету вокруг человека, чья ручная тварь питалась детским страхом. Он не чувствовал себя убийцей.
- Прекрасная работа.
Голос откуда-то сверху и справа, спокойный, приятный, заставил Андрея подскочить на месте и оглядеться. Из ниоткуда пришел страх – страх наказания. Даже если он прав – он убил человека.
- Не стоит волноваться. Я не из полиции.
Зрение, которое при взгляде на костер стало снова обычным, вывернулось и в темноте, среди стволов, Андрей увидел фигуру мужчины. Тот был сам весь в черном и только белеющее лицо и кисти рук позволили Порохову различить его.
- Кто вы?
- Я пришел за тобой, Зрячий. Мы позже поговорим – потому что в ближайший час ты будешь занят. За тобой уже убежали – ты же врач.
Порохов, постепенно приводя дыхание в порядок, медленно спросил:
- Что это было? Что со мной происходит?
- Я отвечу кратко. Ты – обладаешь способностью видеть Сущности. Сущности – это паразиты, которые всегда живут рядом с людьми. Иногда они становятся симбионтами и одного из таких, Сущность второй категории ты только что уничтожил. Мы называем их Упырями. Твоя сила довольно велика, удивительно, что она проснулась в тебе так поздно… Но теперь ты – Зрячий. Таких как ты не очень много, примерно один процент от всего населения планеты. Но у нас много работы.
Андрей нервно потер переносицу:
- Но я…
- Потом. Тебя ищут. Иди обратно. Скажи, что был на пляже… Тебя ждет осмотр тела, возможно, беседа с полицией – ничего страшного – и после, встретимся.
Андрей оглянулся на костер – там все еще пытались привести охранника в чувство, и снова посмотрел на человека в чёрном. Точнее – на то место, где он стоял.
Выдохнул, коротко и емко выругался и помчался в лагерь. Тихо, но быстро.
И не видел, как мужчина в черном выскользнул из тени около самой поляны, безучастно посмотрел на суету людей и достал телефон, оставаясь для остальных невидимым и неслышимым.
- Тихая, передай, пожалуйста, команде, что я хотел бы встретиться со всеми завтра. Скажем, в полдень… Благодарю.
Закрыв телефон, мужчина оглядел поляну, приметил несколько склизки комочков, что подбирались уже к испуганным не на шутку детям и коротко приказал:
- Брысь.
Дополнив слова волной силы.
На самом деле это пока черновик, но вот за мнения, поддержку, советы и замечания по логике поступков героев и прочему - буду благодарен. Равно как и за вопросы.

Пролог. Глава 1. Глава 2.
Пролог
В воздухе пахло цитрусовыми.
Запах тёк из подворотни, где совершенно точно не могло быть ничего приятного и свежего. Запах впивался в ночную темноту, сливался с тусклым светом редких фонарей, запах въедался в ноздри и безумно раздражал.
Она сама не знала, почему выбрала короткую дорогу. Обычно она не ходила здесь после захода солнца – слишком боялась за свой кошелёк и жизнь. Неспокойный район, мятая бумага под ногами, лужи, грязные, мутные, не отражающие ничего. И запах – запах гнили, алкоголя, мусорных куч, сваленных рядом с провалами подъездов – этот запах днем она ещё могла терпеть. Но в темноте он становился невыносимым.
А сегодня здесь пахло цитрусами.
Неуместно, дико, невероятно сильно и настолько это выбивалось из того, к чему она привыкла, что это пугало. Пугало до дрожи в коленках и ей хотелось побежать. Но она устала после вечерней тренировки и опасалась напороться на битую бутылку.
Эта ночь не могла закончиться для нее ничем хорошим.
Когда впереди появилась одинокая фигура, она почти облегченно вздохнула. Иногда бывает так, что свою судьбу человек узнает заранее. Когда видит письмо без подписи, знает, от кого оно отправлено. Или когда звонит телефон, еще не глядя на определитель номера, понимает, кто звонит. И что скажет.
Предчувствие настигает внезапно и приносит с собой стопроцентную уверенность в том, что случится что-то плохое. Хорошее, почему-то, не так уверенно в себе.
И она знала, что человек, двигающийся ей навстречу – опасен. Человек принесёт с собой боль, страх. Возможно, смерть.
А может быть, она спасётся – сейчас это не имело значения.
Она остановилась.
Человек продолжал идти. Он шагнул в полосу света, и она попятилась. Достала и сумочки перцовый баллончик, приготовилась драться – всё-таки она занимается боевыми искусствами – но не совладала с ужасом.
То, что подходило к ней, не было человеком. Точнее, наверное, где-то внутри это было человеком. Но внешне – сплетение черных, серых, зеленых осклизлых щупалец, которые шевелились и тянулись к ней.
Она сделала еще шаг назад и оступилась, споткнулась, чудом не упала, схватившись за ржавый фонарный столб, и брызнула в мужчину из баллончика. Он закашлялся, а она кинулась бежать.
Позади раздавались тяжелые шаги – оно бегало не хуже, оно преследовало и нагоняло и ужас подстегивал её. Ужас придавал силы преследователю и она это понимала. Чувствовала, как чувствовала до того, что не следовало ей идти этим путём. Но тут ближе, быстрее, а она так устала.
Рука мужчины поймала её за предплечье и дернула на себя, и щупальца, окутывающие его, потянулись к ней, впиваясь в кожу.
- Нет! Нет! Отпусти! – ужас поглотил полностью, забил легкие. Ей только казалось, что она кричит, она была уверена, что кричит, но не раздалось ни звука. И в этой кромешной тишине она увидела, что у щупалец есть хозяин.
Невообразимая тварь посмотрела на неё из головы того, кем пользовалась для удовлетворения своих потребностей. Тварь отражалась в глазах мужчины – кем он был до того, как оно его поглотило? – и тянула к ней щупальца.
- Нет…
Она уже поняла, что не кричит. Но решимость проснулась в груди и заставила ударить это. Ударить не руками, не сумкой, тяжелой, между прочим. Ударить мыслью, собственной яростью и отбросить страх.
Щупальца дрогнули, отстранились.
Она снова ударила. Теперь уже пытаясь оттолкнуть, убрать от себя это омерзительное существо. Убежать, уйти, спрятаться. Или остаться и уничтожить – мысли путались.
Еще шаг – теперь она наступает. Она уверена в себе. В её глазах сила. Сила, о которой она раньше не знала.
Но тварь умна. И тварь делает ответный рывок, тварь впивается щупальцами в лицо, влезает в голову, выдирает оттуда последнюю толику смелости и оставляет после себя липкий ужас.
И одновременно мужчина бьет её под ребра длинным тонким ножом.
Запах цитрусов исчезает вместе с последним толчком сердца в груди молодой красивой девушки. Её сумка лежит рядом, не тронутая, ненужная. Кровь расползается по асфальту, маслянистым пятном раскрашивая газеты.
Мужчина уходит пошатываясь. Щупальца оплетают его голову и довольно вздрагивают от переполняющего ужаса. Щупальца растут, становятся больше и им очень нужна следующая жертва.
Им нужен еще один Зрячий.
Глава 1
В этом году осень началась резко и неожиданно. Ещё вчера из дома можно было выйти в джинсах и футболке, а сегодня с утра он не рискнул даже выехать со стоянки не прогрев предварительно двигатель.
На календаре было пятое сентября.
Андрей Порохов, молодой перспективный хирург, прикрыл глаза, прислушиваясь к тому, как урчит двигатель трехлетнего «Форда» и уткнулся лбом в руль. Сегодня ему предстояла сотая, юбилейная самостоятельная операция. Он прошел долгий путь, он заслужил всё то, что имеет – заслужил сам и не намерен был отступать с выбранного пути. Перспективность его была неоспоримым фактом, сам Яковенко – мирового уровня врач – выделял его еще со студенческой скамьи, но сейчас отчего-то было муторно на душе.
То ли эта хмарь, после яркого солнышка. То ли то, что с Диной вчера поссорились и она, вопреки обыкновению, не позвонила с утра с примирительным: «Да ну тебя. Заедешь за мной вечером?». То ли недавний разговор с Лямцевым – главврач вызвал его к себе и некоторое время проникновенно рассказывал, как ему не хватает толкового хирурга, и что он готов даже помочь молодому специалисту, но вот очень надо – очень! – чтобы Андрей подтянул его племянника по анатомии. И Андрею не жалко было позаниматься с парнем, только племянник главного был скользким, словно болотная лягушка и не ни в грош не ставил слова Андрея. Порохов говорил про брыжейку, про удаление аппендикса, сыпал латинскими названиями костей в пояснично-крестцовом отделе, а племянник улыбался, словно принимал экзамен. А потом, когда Андрей спрашивал: «Понял?», пожимал плечами, мол, зачем это надо? Дядя поможет.
Андрею становилось тошно, он заканчивал занятие; и всё собирался Лямцеву сказать, что зря он родственника впихнул в медицинский, трижды зря продвинул на лечфак, да духу не хватало.
На стекло упали первые тяжелые капли и Андрей очнулся от размышлений. Выехал на широкую дорогу, приткнулся в крайний правый ряд пробки и поджал губы.
Нет смысла искать причины.
На сегодня у него мужчина. Сорок восемь лет, индекс массы тела – тридцать восемь, ожирение третьей степени. И ведь никаких гормональных нарушений – просто сидячий образ жизни, много вкусной еды, выпивка, стрессы… Назначено грыжесечение. Сама операция не сложная, Андрей делал её уже с десяток раз, но каждый такой пациент – это риск. У этого риски вроде были минимальны: Порохов лично проверил его анализы, удивился, разглядывая практически идеальную кардиограмму и волноваться было не о чем.
Но на душе по-прежнему было неспокойно.
В операционной было ожидаемо стерильно и удивительно тихо. Андрей постоял на пороге, рассматривая столы, выключенную сейчас операционную лампу, мазнул взглядом аккуратную стойку с лапароскопом и вздохнул. Не сегодня.
Гнетущее чувство его не желало покидать, как бы ему того не хотелось. Молодой хирург услышал позади шаги и посторонился, пропуская каталку с пациентом. Затем вокруг засуетились, забегали ассистенты и медсестры, протиснулся между Прохоровым и стройной Лидой анестезиолог, кивнул приветственно всем и густым басом поделился новостями:
- Зам сегодня обещался проставиться.
- В честь чего? – отозвалась Лида, подключая к пациенту датчики.
- Да у него дочка родила.
- О, это дело. Кого?
- Неведому зверушку, - буркнул Андрей и кивнул анестезиологу, - Начинаем.
Окружающие звуки слились в привычный фон. Несколько минут Прохоров настраивался на операцию, осматривал инструменты. Он знал, что это сделали до него, но привычка проверить всё самому, выпестованная его учителем, не позволяла довериться кому-то.
- Готов.
Андрей повернулся к пациенту:
- Начинаем.
Главное сейчас, это успокоиться. Чтобы не тряслись руки, и не было этой паники, что захлестывает почти с головой.
Вдох, выдох. Задержать дыхание. Снова вдох и выдох.
Андрей почувствовал, как нервозность отступает под натиском привычных действий, и позволил себе улыбку под маской. Всё равно никто не увидит.
- Скальпель.
Надрез он сделал твердой и уверенной рукой.
- Что там?
- Да всё нормально.
- Так кого родила-то?
- Девку, говорят. Крупная.
- Зажим.
- Зажим.
- Ух, отъелся! Стол там еще не прогнулся?
- Где я?!
Вопль был настолько неожиданным, что Андрей вздрогнул. Он перевел взгляд на пациента и понял, что тот, вопреки наркозу, не обращая внимания на маску на лице и на ошарашенного анестезилога, проснулся. Проснулся и теперь смотрел на врачей вокруг таким взглядом, словно его разделывали на органы.
- Что происходит!?
- Где наркоз?
- Тише, не нервничайте. Вы на плановой операции, помните?
Лида умела успокаивать даже особо буйных.
- Операции?
Андрей сглотнул. Он не двигался – так и замер, когда пациент пришел в себя. Ощущение небывалого провала накатило, затопило, закружило, и Прохоров моргнул.
И чуть сам не закричал от неожиданности: когда он снова глянул на пациента, то понял, что его покрывают странные склизкие комки, размером с футбольный мяч. Один такой комок отшатнулся от его руки, как только Андрей шевельнул пальцами.
- Не хочу! Уберите от меня все! Я не буду! – ужас пациента хирург теперь тоже видел. Темные, зеленовато-черные жгуты, вытекали из висков огромного мужчины и к ним стремились странные мерзкие «футбольные шары», впитывая их в себя.
- Что это? – Андрей понял, что если он не спросит, то сейчас сойдет с ума. Или уже сошел?
Его не услышали.
- Что это? – повторил он чуть громче, и Андрею показалось, что за ним, за его спиной это же повторил и кто-то другой. Хирург замер, все окружающее его пространство сомкнулось в одну точку – яркую, окруженную беспросветной тьмой и в следующее мгновение взорвалось, ослепляя Андрея. Он медленно отнял руки от пациента, не видя вокруг себя ничего, поглощенный сиянием. Он слышал голоса, словно сквозь вату, они не цеплялись за сознание, скользя поверхностно, очень аккуратно. Голоса, ситуация, пациент, его страх и эти липкие склизкие комочки остались где-то далеко. Тут с Андреем было нечто иное: тишина, которая затекала в его разум, обволакивала и вместе со светом отрезала от всей его жизни.
Андрей чувствовал – его сердце не бьется. С того момента, как его ослепило, не было ни одного удара. Он не сделал ни одного вздоха, но – странно – его это не тяготило. Время, казалось, растянулось до бесконечности.
И сжалось.
Свет, который окружал Андрея рванулся в него, и от его рук – вовне. Он распался на лучи и липкие омерзительные комки испарились. Но свету этого оказалось мало – и он потек дальше, он скользил вперед и Андрей видел, что вокруг склизких комков становится больше. Они оказывались на других людях, на пациентах. Они пили их, паразитировали, сживались с ними.
И свет уничтожал их.
Хирургически точно – только эту непонятную гадость, только то, что напугало самого Андрея одним своим наличием.
Удар сердца оглушил Андрея.
Он пошатнулся, машинально схватившись за край стола левой рукой, соскользнул, попытался удержаться, но не смог, и рухнул на пол, чудом не запутавшись в проводах и трубках капельниц.
Первое, что услышал Андрей, вынырнув из темноты беспамятства, был голос главного врача. Слова хирург разобрать не мог - Лямцев говорил тихо, но понял, что речь идет о нем самом.
Андрей открыл глаза, поморщился, когда понял, что лежит на диване в ординаторской, освобожденный от перчаток и маски. Рядом на стуле стоял стакан с водой. Неподалеку от него, за столом, сидела невропатолог, а еще чуть дальше – любимая «наседка» всего отделения – старшая медсестра Наиночка. Или Мама Ина.
Мужчина сел и удивленно огляделся – он уже понял, что, скорее всего, потерял сознание (но от чего? Что его так оглушило?) в операционной – но чувствовал он себя на удивление хорошо. Слабости не было, и Андрей легко поднялся с постели.
И тут же сел обратно.
На Маме Ине он увидел те же самые склизкие гадкие зелено-серые комочки, которые тонкими хоботками впились в её шею и руки. Но сама медсестра не замечала их, продолжая спокойно размешивать в чашке с чаем сахар и смотреть в небольшой монитор компьютера, где крутилось какое-то видео.
Андрей моргнул. Потом еще раз, пока не понял, что склизкие комочки никуда не собираются пропадать. Перевел взгляд на невропатолога (как же ее? Света? Валя?) и увидел такой же комочек на её плече.
Стало страшно: так и сходят с ума. Андрей снова встал, аккуратно подошел ближе, рассматривая неизвестное существо, или, скорее сущность и прищурился. Света (или Валя?) подняла голову:
- Вам лучше?
- Да… - он порывисто кивнул и стремительно вышел из ординаторской, стараясь не смотреть по сторонам, потому что он итак видел, что на всех… буквально на всех вокруг были эти склизкие штуки. А ком-то совсем мало, по одной, на ком-то так много, что живого места видно не было. И люди шли, сидели, лежали, словом, вели себя как обычно, не замечая тварей, что присасывались к ним.
- Я схожу с ума. – пробормотал Андрей, врываясь в раздевалку и поспешно скидывая халат.
Или он уже сошел с ума и это галлюцинация?
- Андрюха, а я обыскался! Слушай, я билеты достал…
- Не сейчас, Глеб, - Порохов накинул пиджак, переобулся и, повернувшись, хлопнул друга по плечу, предусмотрительно там, где не сидело никого. – Я тороплюсь.
К психиатру? Только не в больнице, тут слухи быстро расходятся. Есть пара знакомых, в частных клиниках, они проверят и поймут. Надо провериться и провериться обязательно.
Но сначала – домой.
Андрей выскочил из больницы, сбежал по ступенькам и, спустя минуту завел двигатель автомобиля. Замер, закрывая глаза и успокаиваясь. Потом открыл, всплыло в мозгу никогда ранее не нужное «…предметы раздваиваются…» и Андрей увидел сторожа, увидел комочки на нем – три, и все в области сердца – а потом надавил на один глаз пальцами.
Отпустил.
Окружающее пространство поплыло, раздвоилось на короткое мгновение, выявляя ложное и истинное.
Комочки тоже раздвоились.
В холодильнике стояла початая бутылка хорошего рома, там же нашелся лед.
Андрей налил себе половину широкого стакана, кинул несколько кубиков замерзшей воды и сел в кресло. Подумав, закинул ноги на журнальный столик и закрыл глаза.
В квартире было пусто и тихо. За стеной, у соседей ворчал телевизор, наверху бегала из угла в угол собака, за окном шумели дети на игровой площадке, и это не давало Порохову соскользнуть в панику окончательно.
Андрей попытался припомнить, что и как произошло. А, главное, почему? Что с ним творится? Если комочки слизи с хоботками не галлюцинация – то что? Если галлюцинация, то очень сильная… И почему такая странная?
Всё началось во время операции, когда пациент очнулся и впал в панику. С другой стороны, его панику Порохов даже понимал – мало кто останется спокойным, лежа с разрезанным животом. Еще и после наркоза – Андрею доводилось лежать на операционном столе самому, и он отчетливо помнил, что ему под наркозом снился сон – что его сломанная нога – всего лишь сон. И он рассказывал матушке с утра о том, что «приснится же такое, ногу сломал!», а потом очнулся в больнице.
Впрочем, с того момента Андрей иногда задавался вопросом – а что было на самом деле реальностью? Может быть, он всё еще спит?
Солнце заглянуло в окно, сквозь полупрозрачные шторы, легло на ковер косыми линиями, и Андрей посмотрел на экран мобильника. С момента неудачной операции прошло два часа. Полчаса дороги… значит, он был в отключке чуть больше часа. Как-то долго для простого обморока на нервной почве.
Палец скользнул по стеклу, набирая код, а потом Андрей приложил телефон к уху, слушая длинные гудки.
- Я слушаю.
- Марина? Привет, это Порохов.
- Да, я узнала. Как ты? – голос в трубке потеплел, перетекая от официального к неформальному.
- Ну, нормально. Только можно я к тебе загляну на днях?
- У меня ремонт дома, я…
- Я к тебе по твоей специальности.
Повисла пауза, потом Марина очень спокойно спросила:
- Что случилось?
- Да так… Хлопнулся в обморок посреди операции. Хочу на всякий случай пройти по врачам.
- И начать с психиатра?
- Там пациент очнулся от наркоза на грыжевой операции. Так что у меня стресс.
- Ладно, давай тогда завтра подъезжай…Часикам к одиннадцати. Будешь?
- Да.
Андрей нажал красную кнопку отбоя звонка и, подумав, выключил телефон.
Закрыл глаза.
Лед медленно таял в нетронутом роме.
К ночи Андрей был пьян – не спиртным, а странным тягучим и очень неприятным чувством того, что он что-то упустил. Забыл, и теперь не может вспомнить. Он лениво приготовил себе ужин, потыкал вилкой в разварившиеся пельмени, потом притянул к себе ноутбук, заходя в интернет и с облегчением видя, что на фотографиях у людей нет склизких тварей.
И полез изучать вопросы галлюцинаций, обмороков и видений.
Пару раз он пытался описать поисковым системам свои ощущения, но от «вижу на людях серые комочки» поисковики ударялись в панику и предлагали все, что угодно, кроме того, что нужно. Поначалу Андрей внимательно изучал форумы и страницы, в надежде найти хоть что-то подобное увиденному, он вгрызался в обрывки информации и… понимал, что ищет не там.
Следом пошли запросы по психиатрии и в этот момент Андрей понял, что не может понять, что было ровно в те несколько секунд перед темнотой беспамятства? Вероятно, там что-то происходило, но что?
Порохов вставал и снова садился, он ходил из угла в угол, пробовал закрывать глаза и вспоминать, поминутно, посекундно ту операцию, но последнее, что он отчетливо видел – это перекошенное от страха лицо пациента. И склизкая мерзость на его виске.
Андрей прошел на кухню, нашел в «аптечке» снотворное, изучил инструкцию – на всякий случай – и выпил две таблетки.
Поставил механический будильник и лег в постель, почти сразу забываясь тревожным сном.
- Скотина! – Дина оказалась слишком шумной и слишком неожиданной. Андрей открыл глаза и успел увидеть, как меняется лицо девушки со злого на озадаченное.
- Ты чего телефон отключил? Я не могла дозвониться, волнуюсь… - Дина остановилась около журнального столика с бутылкой рома и стаканом, в котором давно растаял лед, смешавшись с любимым напитком пиратов.
Утро не принесло облегчения.
До звона будильника оставалось несколько минут, и Порохов протянул руку, освобождая пружину. Потом тяжело сел, стараясь не смотреть на девушку. Потому что на ней, присосавшись к основанию шеи, тоже сидело то самое существо, которое он теперь видел на всех.
- Я плохо себя почувствовал во время операции. Ушел и лег спать… - Адрей встал, нашел трубку мобильного, отключил «авиарежим» и посмотрел на девушку. Улыбнулся.
- Иди сюда.
- Я же волнуюсь! – Дина постояла, а потом шагнула к нему, обнимая, прижимаясь и Порохов, скрыв гримасу омерзения, попробовал спихнуть серо-зеленый комочек с девушки. Тот отлепился с влажным чавканьем, сваливаясь на пол и там замирая.
Андрей подхватил Дину на руки и, не слушая вопросов, возражений, не обращая внимания на ее попытки вырваться, понёс в душ.
- Ну, погоди, ты… - Дина сдалась у самой двери и уже не хотела покидать уютных объятий, - Но обморок – это серьезно! Надо сходить к врачу.
- Я записался.
- Врешь!
Он прикусил мочку её уха и скользнул руками по плечам, освобождая Дину от одежды. Усадил на край ванной, потянулся, открывая воду. Горячая струя ударилась о белую эмаль, рассыпалась брызгами и напомнила Андрею о чем-то, что было вчера. Мелькнуло короткое мгновенное видение – всё белое, светящееся – мелькнуло и исчезло. Он встряхнул головой и попытался не думать ни о чём.
- Не вру. На одиннадцать назначено.
- Какого года?
Андрей поймал её губы, прекращая расспросы, и в следующие полчаса был абсолютно счастлив.
Потом они пили кофе на кухне, и Дина не сводила озабоченного взгляда с Андрея, но молчала, не спрашивая ни о чем. Без четверти одиннадцать он подскочил, сдёрнул с вешалки рубашку, на ходу застегиваясь, кивнул девушке:
- После врача позвоню.
- Я поеду с тобой. – Дина встала.
- Слушай, я не маленький, давай не будем?
Дина поджала губы и встала. Подошла к раковине, методично собрала грязную посуду и включила воду.
Самым главным было не смотреть по сторонам. Не оглядываться, не замечать всюду этих тварей. На всех людях. Если они не исчезли даже с утра, если они до сих пор ему видны – может быть, они на самом деле есть?
Нет. Нельзя даже допускать такую мысль, потому что это первый шаг в самое настоящее сумасшествие.
Андрей свернул на широкий проспект и поймал «зеленую волну». Несясь в крайнем левом ряду по просторной дороге, он задался простой мыслью, которая почему-то до сих пор не пришла к нему в голову: «Если я вижу ЭТО на других, то почему не вижу на себе?».
Машина вильнула, когда Порохов осознал, что он не смотрел, и стало страшно даже попытаться глянуть в зеркало. Он оглядел руки, грудь, живот. Коснулся ладонью шеи, потом все-таки, повернул зеркало заднего вида так, чтобы видеть свое отражение и прищурился.
На нём не было никого и ничего лишнего. Разумеется, это ничего не значило, но можно было добавить это к ранним наблюдениям.
Говорить или нет о комочках Марине?
Андрей потер переносицу, включил «поворотник» и перестроился в правый ряд. Решать не хотелось, но надо было. Порохов приветливо кивнул охраннику на стоянке – они были знакомы – и заехал на территорию больницы. С каждым шагом миг, когда придется принимать решение, был всё ближе. И Андрей попросту опасался того, что его карьере конец. Даже если Марина найдет лекарство от этих галлюцинаций, вовсе не факт, что его допустят к хирургии.
Пожалуй, сначала стоит в принципе проверить свое состояние. По всем тестам, по всем вариантам, но не говорить о том, что он видит. В конце концов, если с ним что-нибудь не так, то тест обязательно это выявит.
А если с ним всё нормально и эта дрянь – его новая реальность?
Андрей покрутил в пальцах ключи от машины, нажал на брелок, и, дождавшись утвердительного сигнала от машины, открыл двери больницы.
Если эта дрянь реальна – то об этом он подумает потом.
В кабинете было светло и уютно. Кушетка, кресло для посетителей, несколько тумбочек, книжный шкаф и стол, с моноблоком, на котором Андрей рассмотрел модный логотип - настраивали на серьезный лад. Несколько картин на стене – выдержанных в одном стиле, подобранных со вкусом и имеющих на себе подпись современных художников показывали, что здесь получали помощь те, кто уже давно забыл, что такое ездить на метро. Дизайнерский ремонт, хороший ковролин на полу, утонченные бра и светильники – здесь не скупились на впечатления и Марина, полненькая улыбчивая блондинка сидящая в кресле за столом словно завершала картину идеального кабинета психиатра. Врача, который поможет и к которому не стыдно обратиться.
Андрей зашел после короткого стука тепло улыбнулся женщине:
- Извини, задержался.
- Ничего, - Марина бойко записывала что-то в объемную тетрадь, - Я как раз успела набросать план новой главы.
- Над чем трудишься? – Порохов занял кресло и теперь быстро пролистывал сообщения на телефоне, пришедшие за последние сутки. Иногда полезно остаться без связи – сразу становится ясно, кому ты действительно нужен. Он удалил спам из почты и отложил мобильник. Марина закрыла тетрадь, потянулась и встала, чтобы сделать чай.
- Книгу пишу о биполярных расстройствах.
- Для своих?
- Научно-популярную, скорее. Заказ пришел от одного издательства. На них недавно в суд подали за книжонку от какого-то доморощенного «психолога»… «Что такое «мдп» и как с ним бороться» - как-то так называлась. Так человек прочитал и вышел в окошко. Родственники пошли в суд, а издательство вышли на меня и заказали нормальную книгу на эту тему. Уж не знаю, что они этим доказать хотят…
Андрей хмыкнул:
- Странные люди. Им бы адвоката хорошего нанять и молиться, чтобы экспертиза не нашла нарушений.
- Не поможет. Я читала этот бред. Там любой интерн камня на камне не оставит от информации, не то, что экспертная комиссия.
Перед Андреем возникла чашка с горячим зеленым чаем, он вдохнул аромат и прикрыл глаза.
- Ну, сами виноваты. Сколько сейчас этих книг… «Как стать крутым мачо», «Как воспитать сына-подростка»… В общем, макулатура.
- Согласна. – Марина села на свое место, развернула шоколадную конфету, но есть не стала. Внимательно посмотрела на Андрея:
- Рассказывай.
- Не знаю, что сказать. Мне нужно удостовериться, что я в порядке.
- Ты знаешь, что нет здоровых…
- … Есть необследованные. Знаю. – Порохов спрятал телефон в карман и оперся локтями о стол, положив подбородок на переплетенные пальцы, - Я готов сдаться на любое обследование. Лучше всего, если это будет полноценная экспертиза.
- Анализы…
- Вся моя бренная тушка в твоем распоряжении. Но я хочу знать, что я действительно психически здоров.
Марина развернула вторую конфету, положила к первой и очень серьезно кивнула:
- Хорошо. Тогда предлагаю, начать с самого простого.
Самое простым, как ни странно, оказались тесты. Андрей отвечал честно, расковано, быстро, без проблем. Марина что-то отмечала в своей тетради и кивала. Потом посмотрела на Андрея:
- Ну, по Роршаху у тебя все в норме. По Люшеру стресс есть, и довольно сильный. Вот направления – сдашь все анализы и тогда приезжай снова.
Андрей взял бумажки, пробежался взглядом – кровь, моча, кардиограмма, энцефалограмма, магнитно-резонансная томография… Муторно, дорого, но он не хотел жалеть денег на то, чтобы понять – почему он видит этих тварей. Потом предстояла встреча с экспертной комиссией, снова тесты, вопросы, беседа… Но именно этого Порохов и хотел. Он был готов отвечать на все вопросы почти честно, зная, что эти люди раскопают в нем самом даже то, что он хочет скрыть. Либо он болен…
Второй вариант Андрей не обдумывал. Что он будет делать, если эти твари окажутся реальными – он не знал.
Тепло попрощавшись с Мариной, Андрей вышел из клиники, сел в автомобиль, и, подумав, достал телефон. Набрал номер Виктора, дежурного хирурга. Пока ждал ответа, достал из «бардачка» упаковку влажных салфеток, протер руки и как только услышал заспанный голос в трубке, сказал:
- Спасибо, Витя.
- За что?
- За того, с грыжей. Что подхватил операцию.
Удивление в паузе Андрей почувствовал интуитивно. Почувствовал и замер, предчувствуя, что сейчас услышит то, что ему не понравится.
- У меня грыжи вчера не было. Андрей, ты, что ли? Шутишь, не дамся! Чай, не первое апреля!
- Не было? – Верить в это отчаянно не хотелось.
- Не было. Слушай, кончай мне мозги дурить. – Виктор зевнул, - Я знаю, что у тебя были вчера проблемы с этим проснувшимся, но не настолько же, чтобы ты меня теперь к нему приплетал.
- Извини, - не стал спорить Порохов, нажимая кнопку отбоя. Невидящим взглядом посмотрел на ворота клиники перед собой. Завел двигатель.
Пожалуй, если даже Виктор его и разыгрывает, то запись о подмене должна была остаться в больнице. Стоит это проверить.
* * *
- А там светофор!
- И что? – светловолосый довольно высокий и крупный мужчина откинулся на спинку стула и покачался на нем, - Надо было просто притормозить, и попала бы в «зелёнул волну».
Сидящая напротив него девушка фыркнула и отвернулась.
Комната, где расположились Дикий и Птаха была небольшая и ровно половину комнаты занимали коробки. Разнообразные, маленькие и большие, цветные и обычные, картонные, заклеенные скотчем и перевязанные бечёвками, они громоздились от пола до самого потолка, в три ряда, почти вровень с косяком двери и прикрывая часть окна, впрочем, закрытого плотной шторой. На второй половине стоял небольшой стол и два стула. Птаха – невысокая худенькая девушка с короткой стрижкой, помешивала в чашке кофе, косясь на напарника, а тот, рассматривал коробки.
- Ладно, не дуйся, - миролюбиво предложил он, - Скажи, на кой нам этот хлам?
- Сам ты хлам. А это – архив. – она покосилась на ряды картона, - Неразобранный.
- Вот. – Согласился Дикий, отпивая из широкой чашки зелёный чай, - Но он нам разве нужен?
- Тебе скучно?
- Ага. – Мужчина снова качнулся на стуле. – Какой смысл охранять то, что никому не нужно и уж точно сюда они не сунутся?
Птаха села на второй стул, сделала глоток кофе, поморщилась, добавила еще ложку сахара и улыбнулась.
- Соскучился по нормальному противнику?
- Да. Я вчера десяток Прилипал согнал. Веришь – легче не стало.
Девушка кивнула:
- Верю.
Веселая мелодия и дребезжание виброрежима заставили Птаху подпрыгнуть в поисках телефона и она извлекла его из кармана наброшенного на спинку стула пиджака.
- Да! – девушка посмотрела на Дикого, слушая кого-то в трубке, и, не говоря ни слова в ответ, нажала отбой.
- Дело! Чёрный приходил, сказал, что у нас Маньяк с вероятным перерождением!
Мужчина склонил голову набок, несколько мгновений помолчал, потом широко улыбнулся:
- Отлично!
- Что отлично?! – Тут же шикнула на него Птаха, натягивая пиджак и поспешно допивая кофе, - Маньяк, понимаешь? Третий в четвертую – а мы пропустили!
- Пропустили – тем интереснее. Его уже вычислили? – Дикий, который всё это время сидел в кожаной куртке, встал, потянулся, аккуратно подставил стул к столу и посмотрел на девушку. Птаха замерла, пятерней взлохмачивая свои волосы.
- Нет, не вычислили. В том-то и проблема.
- Радиус?
- Триста миль.
Дикий присвистнул:
- Плохо.
Птаха схватила с одной из коробок свою сумочку, нащупала там ключи от кабинета и от машины и, приподнявшись на цыпочки, похлопала напарника по плечу:
- Ничего, ты его найдешь.
- Почему я?
- А кто?
Дикий нахмурился, но возразить было нечего. В команде Зрячих именно он был одним из самых сильных аналитиков и умел вычислять врага. Правда, он терпеть не мог процесс поиска, но Берна не было в городе, а ждать… Ждать было нельзя.
Глава 2
Листва шелестела от ветра и этот звук успокаивал. Не очень удобная раскладная кровать, довольно мягкий матрас, простынь, вместо одеяла – это вместо привычной широкой постели и ортопедического матраса. А ещё тумбочка у окна, шкаф, в который с трудом вмещается одежда трёх человек, письменный стол, заваленный бумагами, обрезками разноцветной ткани, сдувшимися или не надутыми еще шариками, ручками, красками – и под всем этим нужным хламом валяется телефон. Наверное, опять разряженный.
За окном – деревья, чуть дальше – поляна, на которой так удобно утром разминаться, потом песок – чистый, золотой и очень горячий. И вода.
Чёрная ночью, кипящая волнами и пеной, и зеленовато-голубая, гладкая – днем.
Андрей потянулся, открыл глаза, несколько минут изучая голубое небо, что проглядывало сквозь кружево листьев и веток в окне, и улыбнулся.
Позади, там, где-то в родном большом городе осталась работа, там же забылись тесты – долгие, тщательные, не выявившие в нем отклонений от нормы – там осталась Дина, отказавшаяся проводить единственный отпуск в году так, как он хотел его провести. И ладно.
Когда Порохов понял, что он не сумасшедший, что странные комочки слизи, которые видит только он – реальны, когда он убедился в том, что тот случай в операционной дал ему новый взгляд о мире, то он успокоился. Прекратил паниковать, крепко напился и с утра проснулся с удивительно ясной головой и пониманием: раз он нашел что-то новое и не изученное, то это надо изучить.
Он извинился перед главврачом за свое странное поведение, почти месяц проводил начальные исследования в собственной больнице и вывел вполне стройную теорию о том, чем же эти твари - про себя он их уже давно именовал «Слизнями» - являлись.
Слизни были паразитами. Простейшими формами жизни, которые возникали из пустоты – или их появления не было заметно взгляду Андрея – и питались они страхом. Чем больше человек боялся, тем больше Порохов видел на нем Слизней. И когда появлялись Слизни – человек обычно боялся гораздо больше. Немногие могли убрать с себя паразитов, но стандартно Порохов встречал не более одного-двух «комочков» на человеке.
Больше – на пожилых, больных или очень затюканных жизнью. И почти не встречал на детях. Возможно, дети просто не умели так бояться, чтобы Слизни ими интересовались. Возможно, у детей был иммунитет. Возможно, была еще какая-то причина и пока Андрей её не знал… Однако, увидев в один из дней в середине июня полный «выводок» детей – загоревших, довольных – высыпавших из автобуса с логотипом какого-то детского лагеря, хирург понял, что упустил из виду явно что-то очень важное. На этих детях, на всех и каждом сидело не меньше Пяти слизней.
Поначалу Андрей даже подумал, что ему чудится, что он сейчас видит нечто совсем уже из ряда вон выходящее. Но проверяя Слизней на других – на себе Андрей их по-прежнему не видел, Слизни к нему не присасывались – он понял, что все у него со зрением в порядке. А вот у детей со своими страхами – нет.
Вакансия врача в лагере оказалась закрыта, зато вожатым Андрея взяли без разговоров. И, подписав нужные бумаги, выбив отпуск на три недели, собрав сумку, Порохов сел вместе с ватагой чистой, не испорченной Слизнями ребятни, на автобус и ровно первого июля отбыл в лагерь на море.
Чтобы там отыскать ответы на свои вопросы.
Завтрак начинался в девять и к этому моменту Андрей умудрялся собрать всех «своих» детей перед входом в столовую, построить, пересчитать, проверить вымыты ли у них руки, и отправить мыть руки тех, кто этого не сделал.
У Порохова собственных детей не было, не было даже племянников, с которыми можно было бы получать опыт, но он интуитивно чувствовал, что и как надо сказать этой ораве десятилетних мальчишек и девчонок, чтобы они начали слушаться. Не за страх слушаться, а за интерес.
Первые дни Андрей привыкал к распорядку дня, к обязанностям, к свежему воздуху и жаркой погоде. Потом втянулся, без проблем поднимался в шесть утра, ложился после полуночной планерки и обхода «домиков», засыпал мгновенно, чтобы на следующий день круг повторился. Это было очень размеренное существование, несмотря на то, что в первую субботу Андрею пришлось накладывать шину на сломанную ногу – мальчишка из старшего отряда забрался на крышу и не удержался там – а во вторник – два аккуратных шва после знакомства девочки с забредшим на территорию бродячим котом.
После таких подвигов, о нем уже весь лагерь знал и бегал с разными вопросами куда чаще, чем в медпункт к пожилой ворчливой Наине Михайловне. Андрей качал головой, отправлял часть страждущих в белый дом с красным крестом, а некоторым помогал сам, потому что самым распространенным диагнозом было «воспаление хитрости» перед обязательной вечерней пробежкой – направленность лагеря на здоровый образ жизни давала о себе знать.
И за этой рутиной, которая на самом деле пестрела новыми впечатлениями, детским смехом, постоянными событиями и подготовками к ним, Андрей никак не мог поймать момент, когда некоторые дети оказывались во власти Слизней. Дети были все время разные, разного возраста, из разных отрядов и видя их Порохов раздумывал – как бы узнать, что произошло накануне и не мог придумать никакого правильного вопроса. Видя Слизней, изучая их и страх, который их притягивал, Андрей постепенно сам научился понимать его градации и оттенки. И тут не было ничего такого, что могло бы позволить спросить: «Ты боишься?». Не было ни малейшего намека на событие или осознанный яркий страх. Страх был подсознательный, но он был и именно этот страх оказался не по зубам Порохову. Что его породило? Что же такое постепенно пугает детей, но так, что они и сами не понимают, насколько боятся?
Андрей сидел за завтраком, посматривал на календарь, висевший на дальней стене столовой, на котором кто-то из персонала зачеркивал прошедшие дни и думал о том, что половина смены прошла, а он так и не приблизился к разгадке…
- Андрей, а что это?
Порохов развернулся к девочке. Его несколько коробило непривычное «Андрей», вместо имени-отчества, но он уже почти привык. В этом лагере вожатых называли только по имени – детям так было проще раскрепоститься – и мужчине пришлось смириться с правилами игры.
Невысокая даже для своего возраста Алина протягивала в ладошках Андрею нечто непонятное, но на первый взгляд напоминающее то ли голыш довольно крупный, но… мятый? То ли яйцо странной, продолговатой формы. Через несколько мгновений Андрей понял – действительно яйцо, но, судя по форме – рептилии. Он аккуратно взял «что это» в руки, повертел, понял, что скорее всего, оно целое и сказал:
- Это яйцо.
- Чайки? – Алина серьезно посмотрела на Порохова, и тот покачал головой:
- Скорее всего, змеи или ящерицы.
- А, может, дракона? Маленького!
- Может быть. Но скорее всего, змеи. Хотя, я если честно, не очень хорошо разбираюсь в рептилиях.
Алина задумалась, потом вздохнула:
- Мне не разрешат его оставить? Я бы за ним ухаживала.
- А где ты его нашла?
- Вон там, у забора! Ну… Там есть небольшая дырка в стене, а потом под корнями увидела – что-то вот светлое. И нашла!
- Придется вернуть и не ходить туда больше. Вдруг там змея ядовитая оставила яйца? И она тебя укусит.
- И я умру? – судя по восторженному тону, опасные игры Алине нравились.
- Нет. Но будет очень и очень больно.
- Больно не интересно. – Девочка поковыряла носком босоножки траву у края дорожки и вздохнула, - Хорошо, я не буду туда ходить. А ты мне сказку расскажешь?
- Сказку? – Андрей удивленно посмотрел на юную собеседницу, - Мне казалось, что ты уже… несколько взрослая для сказки. Несколько дней назад ты именно так и ответила, когда я раздавал книги для чтения.
- Для тех сказок – да. Но говорят, что во отряде «Светлячок» вожатый рассказывает классные сказки, но не всем, а только тем, кто хорошо себя ведет. Но я-то в твоем отряде и даже если буду себя хорошо вести – сказку не услышу. Но может, ты можешь рассказать?
Андрей, подумав, пошел в ту сторону, где юркая Алина нашла дыру в заборе, по пути раздумывая над ответом. И над тем, что часть детей из «Светлячка» действительно была буквально окутана Слизнями…
- Я не умею рассказывать сказки, Алина. Но я могу поговорить с Мишей и он тебя возьмет на рассказывание сказок. Хочешь?
- Правда?
- Правда. Если ты мне пообещаешь больше и близко не подходить к этой дырке в заборе и не брать змеиных яиц.
- Обещаю!
- Тогда – поговорю.
Андрею пришлось встать на колени, чтобы пролезть в дыру между двух металлических столбов, из которых состоял забор. Столбы явно были тщательно расшатаны, чтобы их развести в стороны кто-то приложил массу усилий и мужчине это не понравилось. Надо было сообщить в дирекцию лагеря, но это всё потом…
Он скользнул за ограждение, там быстро нашел дерево – самое близкое, с явно заметным расширенным детскими руками провалом меж корней. Пошумев, пошуршав по траве рядом с лазом, Андрей присмотрелся и увидел в уютной норе припорошенные землей другие такие же «голыши». Выдохнул – змей он опасался – и аккуратно опустил яйцо к остальным. Быстро вынул руку и встал:
- Теперь – пойдем, поговорим с Мишей. Только сначала надо руки помыть…
Глядя на весело скачущую впереди девочку, без единого Слизня, которая пока ничего настолько не боялась, чтобы привлечь этих уродливых тварей, Андрей размышлял. Не могут ли сказки влиять на детей настолько, чтобы страх проникал в подсознание детей и так уже кормил Слизней? И почему тогда Слизни то появляются, то исчезают с одних и тех же детей?
С этим была связана загадка, и Андрей чувствовал, что нащупал след. Ему не было стыдно ставить эксперимент на ребенке – он давно научился сбивать и уничтожать Слизней. Это требовало сил, это было, по сути – бесполезно, потому что твари появлялись обратно с пугающей быстротой, но Андрей твердо знал: если на Алине появятся Слизни, то он их с нее уберет. Компенсирует причиненный вред.
Руки он мыл машинально и так как привык за годы учебы и практики – до локтей, тщательно и потому не сразу понял, почему стихло щебетание Алины, что обычно говорила не переставая. Он посмотрел на девочку, а она вздрогнула, отвела взгляд.
- Ты… Вы странно мыли руки. Почему так сильно? Вам не нравятся змеи?
- Нет, просто я врач. Я так привык, - Андрей стряхнул воду с кистей и улыбнулся девочке, а она только серьезно кивнула:
- Я тоже хотела стать врачом.
- И почему передумала?
- Врачи не могут никого спасти.
Порохов выгнул бровь, собрался уточнить, что девочка имеет в виду, но она внезапно схватила его за руку:
- Вон! Миша! Пойдем говорить?
Андрей вздохнул. Ощущение, что он только что упустил нечто важное, прочно поселилось в его мыслях. Но Алина уже сама умчалась вперед и вернуть разговор к вопросу врачей и спасения было невозможно.
Следующий день был такой же, как и предыдущие. Ранний подъем, скорый перекус – вожатым предстояло сначала обойти «домики», проверить детей, потом собрать всех на зарядку… В общем, настоящий завтрак наступал обычно часа через полтора после пробуждения и потому Андрей, тщательно следивший за своим питанием, предпочитал выпивать йогурт или перехватывать пару бананов с утра.
Затем различные культурные мероприятия, в обязательном порядке включающие в себя разнимание спорщиков, ответы на три сотни вопросов, осмотр желающих проверить помнит ли вожатый на какую ногу «больной» хромал вчера, посещение секций, репетиции выступлений – в лагере был принцип: «ни дня без события» - и многое другое. Потом купание, душ, обед, тихий час – в самое жаркое время и уже после полдника еще одно купание – если позволяла погода – и концерты, конкурсы, спектакли… Скучать не приходилось, но Порохов то и дело ловил себя на мысли, что ждет вечера. Ждет времени, когда Алина пойдет слушать сказку и, главное, ждет возвращения девочки с «посиделок» Миши. Ему не терпелось убедиться в собственной теории или опровергнуть ее. Он подумывал и сам присоединиться, посмотреть своими глазами, что же происходит с детьми, почему их начинают видеть Слизни, какой страх они раскапывают в юных человеках. Он был уверен, что идет по правильной дороге, что сюда его вела сама судьба – чтобы помочь разобраться в том, что он начал видеть. Оставалось понять – почему судьба выбрала его.
Избранным Андрей себя не считал, но и не спорил с очевидным: в чём-то он был особенный. В чем он особенный, и насколько эта особенность была действительно полезной, Порохову еще предстояло выяснить. И вот вокруг этого – вопросов, ответов, вопросов без ответов и ответов на незаданные вопросы – состоял весь сегодняшний день хирурга.
Только вечером, после ужина, отправив Алину с Мишей, мужчина чуть выдохнул, минут пять посидел на поваленном дереве около пляжа, послушал волны, пока его напарница – бойкая полноватая Леночка – собирала ораву детей.
Море его успокаивало. Море, даже такое – рокочущее волнами под низким небом, тяжелое, пенное, черное – было его равновесием. Андрей даже не подозревал об этом, пока не приехал сюда – зато теперь понял и приходил к морю тогда, когда мыслям требовалось проясниться, а чувствам – улечься.
По песку юрко скользнула некрупная змея, и Андрею показалось, что именно она оставила под корнями ту кладку. Но проверять не хотелось – да и как бы он проверил?
- Привет.
Голос справа, раздавшийся, казалось, из ниоткуда, заставил Порохова вздрогнуть. Рядом на дерево присела Настя. Анастасия Федотовна, старшая вожатая, потому обзаведшаяся отчеством, в придачу к имени.
- Привет.
Настя некоторое время молча сидела рядом. Потом коснулась ладонью ладони Андрея. Мужчина косо глянул на девушку, но та не смотрела на него – изучала скользящий на пределе видимости парусник.
- Мне сказали, что ты – хотел устроиться сюда врачом.
- Было дело.
- Зачем?
Пальцы Насти были теплые, сухие, гладкие – она явно не пренебрегала косметикой. Андрей, подумав, легко сжал их и чуть улыбнулся:
- На море захотелось.
- Поехал бы как все – в отпуск. В отель. С девушкой.
- Как все – не хотел. Я никогда раньше не был в детских лагерях. Захотелось посмотреть – как это. Но… смог не как ребенок. Я же врач – вот и хотел врачом.
- А место занято.
По предплечью Насти скользил Слизень. Скользил вниз, к сплетению их пальцев, присасываясь к явно заметной сейчас линии страха у девушки.
«Чего она боится? Меня?»
Слизень раздражал Андрея, но он не мешал ему. Ему было интересно – что будет, когда тварь доползет до их пальцев?
- Занято. Я решил поехать вожатым.
- И как девушка отнеслась?
- Мы поругались.
- Расстались?
Слизень скользнул к запястью Насти, спустился совсем низко, протянул тонкое щупальце к пальцу Андрея и тут же сморщился, отдернулся, перетек обратно на плечо девушки. Андрей резко, на которое мгновение оскалился и Слизень сжался в точку, исчезая. Других на Насте не было.
- Нет.
- Жаль, - неожиданно тепло улыбнулась ему Настя и соскочила с дерева. – Там сейчас начнется дискотека.
- Да, за детьми надо присмотреть.
Андрей тоже встал. Помолчал, поймал взгляд зеленых глаз Насти, шагнул вперед:
- Ты хорошая. Правда.
- Но быть хорошей мало.
- Не всегда.
Он наклонился, легко касаясь губами её щеки. Положил ладони на плечи и притянул к себе, обнимая:
- Ты очень хорошая. Но мой путь – не рядом с тобой.
Сказал – и сам понял. Его путь – совсем не рядом с кем-то. Во всяком случае, не рядом с кем-то, кто не видит этих мерзких тварей, что питаются страхом.
Андрею самому на мгновение стало страшно.
* * *
Птаха сосредоточенно изучала замысловатый узор на деревянном столе. Узор был выжжен на полированной поверхности и более всего по своему строению напоминал мандалу, но, разумеется, не был ею. Рядом со столом – большим, добротным – стояли несколько стульев, на которых лежали мертвые люди. На людей Птаха не обращала внимания – их она изучила, и они больше не представляли для Зрячей интереса. Во всяком случае – пока. Оставалось понять, за что убили именно их, но Птаха уже догадывалась…
- Смотри, - она обернулась на Дикого, и поманила мужчину к себе, - Вот тут, - тонкий палец девушки указал на пересечение нескольких кругов, - есть капля крови. Интересно – случайно попала или часть узора?
Дикий почесал переносицу.
- Еще интересно – его кровь или их? – Он прошелся вокруг стола, тоже разглядывая узор со всех сторон.
- Узнаем потом из доклада полиции…
Комната, где убили троих людей была небольшая, порядком захламленная, давно не подвергавшаяся ремонту, впрочем, как и вся эта «однушка» на окраине города. Типовая девятиэтажка, тоже не баловала своим внешним видом и внутренним содержанием – прокуренный, разрисованный подъезд, мусор, грязный пол – Птаха едва сдерживала свое желание сжечь все, что валялось на лестнице и около некоторых дверей. Не было бы жалко сил – и сожгла бы.
- Это его третья такая квартира. Как думаешь, в чем его цель?
- Перерождение.
- Это понятно. – Птаха поджала губы, - Но их уже двое. Ищут третьего?
- Сила Палача напрямую зависит от количества прежних порождений, - кивнул Дикий, - А тут… Похоже, он ищет. И не только третьего, но и четвертого.
Мужчина сел на край стола – аккуратно, чтобы не коснуться рисунка и указал на один из трупов – молодую удивительно некрасивую девушку, которую Маньяк убил быстро – вонзил нож в глаз до самого основания.
- Она – не только Зрячая. Она – Упырь. Вторая категория. Понимаешь? Мне никогда не приходилось раньше встречать Маньяка, который бы охотился не просто на Зрячих, но и на Сущностей.
Птаха провела пальцами по рисунку. Помолчала:
- Ты хочешь сказать, что мы встретили нечто необычное?
Девушка на самом деле не так давно была вместе с командой, хотя и открыла для себя свой дар несколько лет назад. Прилежно училась, узнала уже практически всё, что может узнать новый Зрячий, но информации никогда не бывает слишком много.
Дикий взлохматил свои короткие волосы и тихо ответил:
- Сущности – это то, что испокон веков живет рядом. Питаются страхом, паразитируют на людях и растут. Но откуда они, что они такое мы не знаем. Можем лишь догадываться. Я думаю, что Зрячие – это тоже в некотором роде Сущности… Их часть. И потому Маньяки обычно получаются из Зрячих. Чаще, чем из обычных людей. Мы не афишируем это, но так оно и есть – если Упырь встречает Зрячего, который не знает о своем даре и у него получается завладеть его сознанием, то мы получаем на руки третью категорию. А дальше третья ищет двух, реже трех себе подобных и перерождается в четвертую.
- Палач… - прошептала Птаха.
- Да, Палач. – Дикий покачал ногой, - Сейчас мы наблюдаем нестандартную ситуацию. Маньяков уже двое, они явно знают друг о друге, и они продолжают поиски. Они искусственно задерживают свое перерождение и ищут. Я могу понять поиск третьего… Но они явно делают что-то еще.
- И убивают Упырей.
- Именно. Зачем им это?
Мужчина встал, прошелся, попинал упаковку от фастфуда – тут ими был усыпана половина комнаты и посмотрел на девушку:
- Надо понять что происходит. И посоветоваться с Черным.
- Может быть, они хотят сразу перепрыгнуть стадию Палача? Нашли другой способ расти?
- Из третьей в пятую? – Дикий задумался, - Звучит бредово, но и то, что происходит – странно.
- А, может, тоннельники им рассказали новый ритуал.
- Тоннельники? Нет, не верю. Им вообще нет дела ни до людей, ни до Сущностей. – Отмахнулся Дикий. Посмотрел в сторону дверей, коротко сказал:
- Полиция. Они наконец-то приехали.
И поманил Птаху за собой – на кухню. Девушка аккуратно обошла мусор.
- Но тоннельников надо проверить.
- Отстань от них…
- Я их не люблю.
- Я знаю.
Дверь резко дернулась, послышались голоса на лестничкой площадке и, спустя минуту, в коридоре оказались несколько полицейских. Они огляделись, увидели трупы в комнате, тут же разошлись по сторонам, чтобы осмотреть квартиру и заговорили по рации, вызывая подкрепление.
Никто из них не видел, что на кухне стояли еще два человека: худенькая девушка в легком топе, тонких бриджах и в кедах на босу ногу и крупный мужчина, в камуфляжных штанах, берцах и черной футболке с надписью «За ВДВ!». Двое молчали и лениво, чуть задумчиво, сбивали с полицейских комочки невнятной неприятной на вид слизи.
- Ненавижу Прилипал.
- Я знаю.
* * *
Андрей прождал девочку почти полтора часа. Он примерно знал, где Миша собирает ребят, но не хотел появляться там раньше времени. И вообще мешать. Потому прошелся по лагерю, посмотрел, все ли в порядке у детей после дискотеки – до отбоя как раз оставалось еще полчаса, время почистить зубы, переодеться, поболтать.
Андрей остановился у крайнего корпуса, за которым начинался редкий лес, всмотрелся в темноту. Там, мелькая среди листьев изредка пробивался свет костра. И оттуда должны будут скоро идти дети с Мишей. Порохов, подумав, достал из кармана пакет с орешками, сел на ступеньки – они вели на склад и в десять часов вечера вряд ли кому-то понадобится этот проход – и стал ждать.
Ветер тихо шелестел листвой над головой мужчины. Где-то над ухом звенел комар, но почему-то не торопился садиться. Порохов неожиданно для себя осознал, что с тех пор, как он видит Слизней, его ни разу не тронули насекомые. Возможно ли, что они чувствуют его силу? Его новые способности? Или он их отгоняет машинально, как Слизней?
На дорожке показался небольшой отряд детей, во главе с Мишей. Андрей моргнул и увидел, что Слизни есть на всех детях. По двое, по трое, и больше всего их на самом Мише, который держал за руку одну из девочек, глаза которой все еще подозрительно блестели.
Андрей резко встал, подходя к детям ближе. Прищурился, изучая обстановку и понял, что едва не задыхается от ярости. Он вцепился рукой в ветку ближайшего дерева, сжал, чувствуя, как обдирает кожу о жесткую кору и снова все вокруг заполнил свет, мощной волной окутывая детей и Мишу. И покатился дальше по лагерю, сжигая всех Слизней на своем пути. Отряд дружно, словно очнувшись от сна вздрогнул, Алина тут же подбежала к Андрею:
- Спасибо! Сказка была классная!
Порохов кивнул, почувствовал, как в глазах снова темнеет, сжал руку сильнее – теперь, чтобы не упасть. Пошатнулся, но тут же выпрямился. Ужасное состояние, накатив, стремительно уходило, оставляя после себя ясную голову и совершенно четкое понимание того, что он сделает завтра.
Мужчина отцепился от дерева, взял Алину за руку, кивнул Мише и молча, не говоря ни слова, повел девочку в ее «домик». Только уже у дверей, он спросил:
- Понравилось?
- Да!
Ей явно хотелось рассказать больше, но что-то сдерживало. То ли то, что Андрей не спросил… То ли что-то еще.
- Сказки были страшные?
- Ну… - она заметно смутилась, - Не совсем. ТО есть, там были злые волшебники, но их победили. Что в этом страшного?
- А Миша сам их придумывает?
- Ну… - Алина улыбнулась, - Не знаю. Я пойду, можно?
- Да… Хороших снов. – Андрей отпустил ее руку и отошел на дорожку. И тут же взгляд Порохова похолодел. Кто бы это ни был – он должен ответить за то, что делает с детьми.
С самого утра зарядил противный мелкий дождь. Дети подоставали зонтики и дождевики, вожатые в основном щеголяли фирменными ветровками и Порохов, следя за тем, чтобы его подопечные не пытались куда-то сбежать из павильона, где им надлежало учить песни для очередного выступления – а что еще делать по такой погоде? – мрачно поглядывал в сторону мокнущего леса и понимал, что без костра не будет тех самых совсем нестрашных сказок.
После обеда, когда меж облаков скользнул робкий луч солнца, Порохов проверил, все ли дети подготовились к «тихому часу» и, предупредив Леночку, пошел в корпус «Светлячков», ища там Мишу. Нашел, подождал, пока тот освободится и поинтересовался:
- Сегодня будет костер?
- Хочешь тоже прийти?
После встречи на дорожке Миша странно поглядывал на Андрея, но не говорил ничего. И не спрашивал. Порохов тоже не торопился откровенничать.
- Нет, Алине понравилось, просилась еще раз отпустить.
- А. – показалось или Миша заметно выдохнул? – Пусть приходит. «Гисметео» обещает после обеда ясное солнышко, так что лес просохнет.
- Договорились.
Не показалось. Андрей кожей чувствовал облегчение Миши от того, что его, Порохова, не будет на встрече сказочника с аудиторией. И снова он промолчал.
Вечер приближался стремительно. Действительно уже к полднику даже лужи подсохли и, обрадовавший Алину Порохов, чувствовал едва заметное возбуждение. Он сам не понял, как отсидел и конкурс красоты на «мисс и мистер второй смены» и успел поужинать. Он все делал машинально, не задумываясь, и как только начало темнеть, поймал себя на мысли что страха нет. Он не до конца понимал, что будет делать, что может там увидеть, но уже заранее принял любые последствия. Смирился с ними, и потому страха не было. Разумное опасение, что он может не справиться с тем, что заставляет детей бояться присутствовало и не позволяло рвануть сразу вслед за Алиной в сторону «костра». Но и только.
Через лес, не по тропинке, а так, чтобы его нельзя было сразу заметить, Андрей шел медленно и осторожно. Подсвечивать дорогу фонариком не рискнул, чтобы не привлекать внимания. Несколько раз споткнулся, но только в самом начале пути, а потом понял, что в лесу внезапно стало светлее. Не прибавилось цвета - как бывает при нормальном освещении, а просто он начал видеть всё, что его окружало.
К поляне, на которой горел костер и вокруг него, на гладких бревнах, сложенных по кругу, вокруг огня сидели дети, Порохов пришел через десять минут, после того, как отправил Алину. Замер в тени. Застыл, словно его заморозило. И смотрел, стараясь не выругаться от омерзения.
На поляне было пятнадцать детей. И двое взрослых. Рядом с Мишей сидел еще один человек – охранник лагеря, Андрей его раньше видел – и охранник говорил. А остальные слушали.
Охранник был человеком. И не был им одновременно. На нем, сросшись с ним, сидела огромная, похожая на дикую помесь спрута и паука тварь, и ее щупальца тянулись ко всем детям, впиваясь в их головы, питаясь страхом. И привлекая Слизней. Андрей впервые видел это. Но понимал, что тварь не делает ничего хорошего. И если Слизни только питались страхом, то ЭТО его создавало, порождало, вынуждало детей бояться, калечило их и жрало само их эмоции и чувства. Жирело прямо на глазах и становилось уродливее, меняя цвет с темно-синего на ярко-малиновый.
Порохов сглотнул. Оперся спиной о шершавый ствол дерева, раздумывая, хватит ли у него сил, уничтожить это отродье. И только тогда осознал, что несколько Слизней у детей выглядят как маленькая копия большой. Не просто комочек омерзительной слизи, а нечто с щупальцами и членистыми лапками. Они пока были крохотные, веселого зеленого цвета, но уже сидели на плечах и тянули лапы к головам детей.
Больше Андрей не медлил и не думал. Он просто понял, что он снова в операционной, что он хирург, и он выполнит свою сто двадцать вторую операцию. Отсечет лишнее, удалит злокачественную опухоль и всё будет хорошо.
Хирург шагнул вперед, хищно улыбнулся – раньше он не думал, что может так себя чувствовать – и почувствовал, как свет заполняет его руки. И от рук стремится дальше, прицельно – по большой твари.
Рассказчик замер, поднял голову, посмотрев в сторону Андрея, и Порохов почувствовал его ответный удар. Темное щупальце дотянулось до рук, оплело пальцы, перекрывая доступ свету, ударив болью по нервам. Андрей стиснул зубы, не издав ни звука, продолжил бить того. Он копил силы весь день, он понимал, что борьба не будет простой, он осознавал, как тяжело ему придется и потому сейчас не готов был уступить.
И не хотел уступать.
И не мог.
Если он дрогнет – его убьют.
Осознание пришло так четко, что Порохов резко дернул рукой, освобождаясь от хватки щупальца. Ударил еще раз. Больно, сильно, очень жестко и услышал – не ушами, разумом – визг уничтожаемой твари. Увидел, что лучи света разрезают ее на несколько частей, рвут на куски, сбивая с человека.
Слизней и мелких таких же уродцев уже не было вокруг, их просто смело силой удара, разметало в стороны. А Порохов продолжал бить тварь, словно скальпелем отсекая от той щупальца и лапы, которые тут же таяли, исчезали в темноте, растворяясь, словно их и не было.
Он победил.
Понял не сразу – привычно накатила темнота и слабость, но, когда он снова смог видеть и слышать, то на поляне уже никто не сидел. Охранник ничком лежал у бревна, дети окружили его и Мишу, который пытался хоть как-то спасти человека, а Порохов видел - спасать некого. Охранник был мертв.
Андрей медленно съехал по стволу дерева на влажную землю и смотрел на суету вокруг человека, чья ручная тварь питалась детским страхом. Он не чувствовал себя убийцей.
- Прекрасная работа.
Голос откуда-то сверху и справа, спокойный, приятный, заставил Андрея подскочить на месте и оглядеться. Из ниоткуда пришел страх – страх наказания. Даже если он прав – он убил человека.
- Не стоит волноваться. Я не из полиции.
Зрение, которое при взгляде на костер стало снова обычным, вывернулось и в темноте, среди стволов, Андрей увидел фигуру мужчины. Тот был сам весь в черном и только белеющее лицо и кисти рук позволили Порохову различить его.
- Кто вы?
- Я пришел за тобой, Зрячий. Мы позже поговорим – потому что в ближайший час ты будешь занят. За тобой уже убежали – ты же врач.
Порохов, постепенно приводя дыхание в порядок, медленно спросил:
- Что это было? Что со мной происходит?
- Я отвечу кратко. Ты – обладаешь способностью видеть Сущности. Сущности – это паразиты, которые всегда живут рядом с людьми. Иногда они становятся симбионтами и одного из таких, Сущность второй категории ты только что уничтожил. Мы называем их Упырями. Твоя сила довольно велика, удивительно, что она проснулась в тебе так поздно… Но теперь ты – Зрячий. Таких как ты не очень много, примерно один процент от всего населения планеты. Но у нас много работы.
Андрей нервно потер переносицу:
- Но я…
- Потом. Тебя ищут. Иди обратно. Скажи, что был на пляже… Тебя ждет осмотр тела, возможно, беседа с полицией – ничего страшного – и после, встретимся.
Андрей оглянулся на костер – там все еще пытались привести охранника в чувство, и снова посмотрел на человека в чёрном. Точнее – на то место, где он стоял.
Выдохнул, коротко и емко выругался и помчался в лагерь. Тихо, но быстро.
И не видел, как мужчина в черном выскользнул из тени около самой поляны, безучастно посмотрел на суету людей и достал телефон, оставаясь для остальных невидимым и неслышимым.
- Тихая, передай, пожалуйста, команде, что я хотел бы встретиться со всеми завтра. Скажем, в полдень… Благодарю.
Закрыв телефон, мужчина оглядел поляну, приметил несколько склизки комочков, что подбирались уже к испуганным не на шутку детям и коротко приказал:
- Брысь.
Дополнив слова волной силы.
@темы: Творчество.
По логике поступков вопросов пока нет.
Жду продолжения. ))
Идальга,
А дальше - у нас ФБ, какое дальше?))
ну и бу!
Что касается логики - я бы в первую очередь начала их искать и на себе тоже... и скинув одну эту фиговину с Дины, Андрей уже перестал их бояться? Что может заразиться ими от нее?
Продолжение скоро будет) Сейчас только от ФБ отпинаемся... И всё будет))
AzureDragon,
Там же вроде был момент, что он на себе их искал. И не нашел. И не находил - увидел - бы на себе, наверное, стал бы бояться. Но я, наверное, об этом напишу уже во второй главе))
Машина вильнула, когда Порохов осознал, что он не смотрел, и стало страшно даже попытаться глянуть в зеркало.
получается, что это на второй день только он глянул на себя в зеркало
ну а чего ему все время на себя в зеркало смотреть? хорошо, что вообще глянул...
Он боялся их на себе увидеть. такой вот легкий способ бегства от реальности))
Есть немного проды)
Проду хочууу
89169161616.ru/info/sushhnosti.html
www.oum.ru/literature/raznoe/energeticheskie-pa...
Сразу отмёл, или пытался отделять зёрна от плевел?
Скоро узнаешь)))
chorgorr,
Пытался, допишу это как раз чуть позже))) А картинка в тему!)
ЮЭ-ТУ,
Он довольно... своеобразный.)
счас уборку сделаю и прочитаю
спойлеромысля
а.... а на мыло эту красоту можно а?
Можно)