Касание скальпеля нежным бывает. И боль причиняет лишь по желанию. Ты ждешь, что улыбка мучителя стает. Ты ждешь, что разделит вас вдруг расстояние. Мучительно долго мгновения тянутся. Мучительно долго слетает одежда. Когда-нибудь в прошлом с тобой останутся и страхи, и жизнь, и скупая надежда.
А звезды за стенами, звезды за крышами, за полом и черной душою садиста и им все равно, тебя звезды не слышали. А ты ведь молил, чтобы все было быстро. Ты грел руки чашой, в которой глинвейн, ты слушал рассказы горячих девиц. Смотрел, выбирал и был просто уверен - одна здесь твоя. Из красивых сестриц ты выбрал что слаще, моложе, теплее. Что точно сумеет разжечь в сердце зной. Вбирая в себя её кровь, просто млея, не знал что охота идет за тобой.
И тонкие пальцы с невиданной силой. И тонкие губы, густой черный взгляд, сказали, что вечер устал быть счастливым. Отрезали, спрятали твой путь назад.
А свечи бывают с холодными лицами. Они разбавляют невидимый мрак. Тенями на пальцы чужие ложится, и пляшет, и вертит, мелькает твой страх. Мольба не бывает сухой и надежной. Мольба - вся до хрипа, до ярких огней. Сначала ты стискивал зубы: привычная позже, сначала боль ярче, полнее, больней. До хруста в костях, удивительно целых, до боли в запястьях, до хрипа, до слез, до игл, до злости, ногтей почти белых, до яркой обиды...
До призрачных звезд.
До мысли короткой, до вспышки отчаяния, до странной улыбки в разбитых губах, до полного, честного, яркого таяния.
До места, в котором надежда.
И страх.